Дезертир - Андрей Валентинов Страница 21

Почему я не сказал «да»? Господи, почему я не сказал «да»?

– Нет, – выдохнул я, понимая, что не должен этого делать. – Я видел ее не там…

«Оставьте меня, сударь! Я не больная… Я… Я мертвая».

Лицо на портрете было совсем иным. Та, что я встретил у серой кладбищенской стены, не улыбалась, у нее не было трехцветной ленты в волосах, но это была, без сомнения, она. Актриса бывшего Королевского театра по имени Мишель.

– Простите, господин Вильбоа, за такой вопрос… У вашей невесты есть сестра? Или близкая родственница, очень на нее похожая?

Молодой человек покачал головой, и я решился. Вдруг – чудо? Вдруг – девушка жива? Значит, ей нужна помощь, а кто же поможет ей, приговоренной Революционным Трибуналом?

– Господин Вильбоа, два дня назад я видел девушку, очень похожую на вашу невесту. Я встретил ее около десяти вечера на Кладбищенской улице…

– Там, где кладбище Дез-Ар… – тихо проговорил Вильбоа.

– Да.

Лицо парня оставалось прежним, но я догадывался, чего стоит ему это спокойствие. Наконец он поднял голову:

– Мишель… Ее отвезли на это кладбище. Родители уговорили выдать тело. Там, на кладбище, кажется, мертвецкая… Завтра должны быть похороны.

Я молчал – говорить было нечего. Кажется, мне уже приходилось слыхать о мнимо умерших, похороненных заживо, тех, кто просыпается в душной могильной темноте. Но всем им не рубили голову «национальной бритвой».

– Понимаю, что вы можете думать, – наконец заметил я. – Солгать о таком способен лишь последний негодяй. Но я сказал правду. Я пытался помочь этой девушке, но она исчезла. Готов поклясться чем угодно, что два дня назад она была жива. Жива, но очень больна…

Наши глаза вновь встретились, и мне показалось, что я чувствую его боль. Боль, которую невозможно вынести, нельзя выкричать…

– Я вам благодарен, сударь, – голос Шарля был ровен и спокоен. – Я вам верю. Вероятно, какая-то несчастная заблудилась ночью…

– Да, конечно, – я поспешил встать. – Извините, что так не вовремя заговорил.

Не став ждать ответа, я поклонился и поспешил покинуть шумное кафе. На душе было скверно, словно я и вправду солгал несчастному парню…

За окном стоял сырой холодный туман, сквозь который еле заметно светили неяркие фонари, а я все не мог заснуть. Папелитки в деревянной коробке быстро подходили к концу. Завтра – еще один день. Трое суток я уже в Париже, но так и не смог даже приблизиться к разгадке. А все казалось так просто – найти «Синий циферблат», поговорить с хозяином…

Впрочем, возможно, и это ничего бы не решило. Вполне вероятно, покойный папаша Молье просто не узнал бы меня. В этом кабачке могло быть место встречи – не больше. Да, иначе не получалось. Кабачок – не гостиница, там не спрячешься. А может, все было совсем по-другому?

Гадать не имело смысла. Эта страница перевернута, осталось прочитать следующую. А что на ней написано, подсказали почтенные граждане из Комитета общественной безопасности. Де Батц! Двойной агент, авантюрист, торговец чужими тайнами, специалист по грязной работе. Да, я знал его! Что-то связывало нас, и уж, конечно, этот штукарь сможет многое вспомнить. Возможно, я бывал в Париже, встречался с ним, о чем-то беседовал…

Но пасьянс складывался плохо. Де Батцу незачем откровенничать со мной. Он и встречаться не станет – ведь по его неглупой голове плачет «национальная бритва»! Надо быть полным дураком, чтобы поверить обещаниям гражданина Вадье. Итак, де Батц скрывается и ни на какой разговор не пойдет.

Я подошел к окну и долго смотрел в туманную серую мглу. Наверно, я все-таки великий грешник. Что же я сделал такого, что меня не отпускают с отвергнувшей меня земли? Праведникам обещан рай, грешникам – ад… Что обещано мне? Еще недавно я думал, что это встреча в «Синем циферблате». Но, выходит, придется пачкать руки о господина де Батца? Какое мне дело до всей это возни? Зачем я здесь?

Туман, клубившийся за окном, внезапно подступил к самым стеклам, затем мягко, беззвучно начал заполнять темную комнату, неся с собой промозглый холод. Исчезли стены, оконные переплеты, исчез я сам. Остались лишь тени – как тогда, у дороги, но теперь я знал: выхода нет, сейчас подует ветер – такой же холодный, зимний, – и меня унесет куда-то прочь, в вечное путешествие без смысла и цели. Тень, не нашедшую покоя…

Я зажмурился, схватился за холодную стену, стараясь не упасть. Нет, нет, нет! Кем бы я ни был, кем бы ни стал теперь – сдаваться нельзя. Иначе я действительно навек потеряю себя – как та несчастная девушка у серой кладбищенской стены…

Я сел к столу, зажег свечу и нашарил на дне коробки очередную папелитку. Спорить не с кем, и некуда жаловаться. Мне надо найти де Батца. Значит, я его найду!

Слабость отступила, и я вновь, фраза за фразой, принялся вспоминать разговор с двумя почтенными якобинцами. Итак, де Батц скрывается. В «Фарфоровой голубке» его, скорее всего, не будет, но там есть некто, всегда готовый передать барону весточку. Но как уговорить де Батца встретиться? Никакой человек в его положении не решится…

И тут меня осенило. Ну конечно! Барон не станет рисковать и встречаться с национальным агентом Шалье! Но ведь если мы с ним были знакомы, то он знал меня…

Я еле удержался, чтобы не ударить кулаком по столу и не расхохотаться. Господи, как все просто! Если бы и все прочее было этому под стать!

Вполне довольный собой, я принялся расстегивать рубашку, желая как следует выспаться перед завтрашним днем, но внезапно остановился. Что-то не так. Я что-то не сделал. Или что-то сделал неправильно…

Что? Я начал быстро вспоминать. «Друг», граждане Амару и Вадье, мадам Вязальщица, поход в Оперу… Да, Опера! Я в чем-то ошибся! Может, следовало заговорить с Бархатной Маской? Нет, нет, тут все правильно… Значит, что-то другое? Кафе «Прокоп», чашка горячего горького кофе…

Да, чашка горячего кофе, красивая фаянсовая чашка с изображением морских корабликов. Я ошибся. Я не должен был рассказывать этому парню… Но ведь он не поверил мне!

Я горько усмехнулся. Конечно, не поверил! В такое не поверишь… Но он все равно пойдет туда! Пойдет в безумной надежде, которая сильнее разума, сильнее логики…

Еще не обдумав ничего до конца, я начал быстро одеваться. Редингот ни к чему, значит, плащ, шляпа с трехцветной кокардой… И бумаги – все, что у меня есть. Ночью фиакр не поймаешь, но до Дез-Ар меньше получаса ходьбы.

Кладбищенская была пуста, даже фонари не горели, отдав улицу во власть холодной сырой мглы. Тучи стали ниже, и в воздухе вновь закружились снежинки. Я быстро огляделся, никого не заметив, и пошел вдоль серой стены. Вот место, где я встретил несчастную. Сегодня здесь было пусто, тонкий слой снега лежал нетронутый, и я понял, что тут за последние часа два никто не проходил. Может, я зря волнуюсь? Даже если Шарль Вильбоа решил прийти сюда…

Нет, он придет не сюда! Кладбище Дез-Ар! Там, в мертвецкой, лежит та, чей портрет он мне показывал.