Дети змей, дети волков - Янина Волкова Страница 21

Вновь оглядывается он по сторонам, любуется умиротворенным Большеречьем и думает о том, может ли быть причиной этого покоя. Побратавшись с Ренэйст, он получил от Белой Волчицы обещание, которое она не сможет не исполнить – отпустить тех солнцерожденных, кто захочет уйти. Слово, данное ему, нерушимо, и потому знает ведун, что люди будут свободны. Но ведь не только об этом идет речь. Радомир уверен, что Ясна говорит ему о чем-то ином.

И тогда среди детей, играющих в низинах холма, на котором они стоят, взгляд его цепляет лицо маленькой девочки. Она смеется громко, хлопая в ладоши, и смех ее кажется Радомиру самым ярким, что слышал он за всю свою жизнь. Словно почувствовав, что на нее смотрят, девочка поднимает взгляд зеленых, совсем как у Весны, глаз – и улыбается, взмахнув рукой.

Все внутри словно трепещет, обливается медом, и цветы расцветают. Самое сладкое, самое чудесное чувство на свете. Кажется ему, что не испытывал он ничего подобного даже тогда, когда сердце его впервые осознало любовь к Весне. Нет, чувство это совершенно иное, похожее, но отличающееся кардинально.

Так чувствует себя мужчина, смотрящий на свое дитя, рожденное любимой женщиной от их союза.

Улыбнувшись ему еще раз, девочка убегает, возвращаясь к друзьям, и теперь их игры интересны ей куда больше, чем он. Радомир позволяет себе посмотреть на нее еще немного, такую яркую и светлую. Впервые заглядывает он так далеко в будущее, и ярким огнем пылает в нем уверенность: сделает он все для того, чтобы эта часть будущего стала его настоящим.

Обернувшись, Радомир хочет обратиться к матери, но Ясны уже нет возле него. Он один, и перед ним раскинула свои необъятные просторы соленая вода, лижущая волнами когти скал, которые возникли на месте зеленого холма. Там, далеко впереди, сияет холодным светом Северное Солнце, и под лучами его – снежный край, куда они держат путь.

Дурное предчувствие появляется горечью на языке. Видит Радомир, как черные лозы, больше похожие на змей, клубятся вокруг Луны, опутывают ее все сильнее, лишая света. Беда на севере, неспокойно там, и тьма сгущается. Лунный свет пропадает, черные лозы-змеи тянутся к ним через соленую воду, и все, что видит Радомир впереди – мрак.

Он закрывает глаза, и тьма обрушивается на него подобно штормовой волне, погружая весь мир в темноту.

Ото сна пробуждается солнцерожденный медленно, и звон в ушах заставляет его поморщиться. До сих пор ощущает ведун давление обрушившейся на него волны, что выбила почву из-под ног, и держит глаза закрытыми. Некуда ему торопиться, и потому Радомир позволяет себе просыпаться постепенно. Внутри него все словно другое, не такое, как до вынужденного этого погружения в сон. Другое – но словно бы такое, какое и должно было быть с самого начала.

Силы все же возвращаются к нему, и Радомир садится на меховом ложе, пытаясь пригладить торчащие во все стороны волосы. Он оглядывается, скользит затуманенным взглядом по предметам, которыми заставлен дом, и возле очага замечает Ренэйст. Воительница сидит возле пламени, протянув к нему руки, и Радомир не видит выражения ее лица. Волосы, грубо им обстриженные, закрывают глаза Ренэйст от его взгляда, но кажется ему, что она спокойна. Все еще видит ведун, как черные змеи окутывают Луну плотным клубком, не пропускающим серебристый свет, и сновидение это обращено к ней.

Ведун должен сказать ей о том, что говорит Дар, только не решается. Собственные сновидения все еще не подвластны ему в полной мере, и все это может быть лишь отголоском его беспокойства. Радомир научится отличать сон от видения, но позже. Сейчас лучше не пугать ее только больше, и без того луннорожденная тоскует по дому, тревожится о том, все ли хорошо в родных ее землях.

Она не видела родных с тех пор, как морской змей напал на корабль, на котором держали они путь в холодный ее край. Кто знает, может, после крушения никого из них и не осталось?

Помнит Радомир взгляд рослого темноволосого мужчины, в чьи руки вручил он жизнь Весны. Полный боли, отчаянного желания защитить взгляд. Смотрел ли он такими же глазами на Весну, понимая, что, возможно, никогда и не увидит ее больше?

– О! Ты проснулся.

Звук ее голоса заставляет ведуна вздрогнуть невольно, покидая собственные мысли. Продолжая сидеть у огня, Ренэйст смотрит на него, повернувшись боком. Кивнув ей, проводит солнцерожденный рукой по своему лицу, пытаясь сбросить с себя остатки сна, и отвечает:

– Да. Только чудится мне, что спал слишком долго. Тело тяжелое, и мысли путаются.

– Я чувствовала себя так же, когда проснулась. Думаю, всему виной то, что мы долго не спали, пока шли по пустыне.

Ему самому хочется верить в то, что причина именно в этом. Поднявшись на ноги, Радомир подходит к бочке, погружая в нее голову, чтобы сбросить оковы сна окончательно. В таком положении стоит он до тех пор, пока грудь не начинает гореть от желания вдохнуть. Вынырнув, солнцерожденный зачесывает назад мокрые волосы, ощущая себя немного лучше. Возле бочки видит он отрез мягкой ткани и им вытирает свое лицо, выдохнув довольно.

– Где Мойра?

– Отправилась в город, – отвечает Ренэйст, стоя возле углубления в каменистой породе скалы, перебирая стоящие там емкости, что тихо стучат, когда она ставит их обратно. – Я хотела пойти с ней, но Мойра сказала, что лучше будет дождаться, пока она вернется. К тому же ты спал очень долго. Мне уже хотелось тебя разбудить, но вельва сказала, что тебе нужно время.

Должен ли он быть удивлен, что Мойра знает о том, для чего ему нужно было то время? Фыркает ведун себе под нос, вешает ткань на место и возвращается к очагу, опускаясь на одну из мягких подушек, разбросанных вокруг пламени. Ренэйст садится рядом, и в руках ее замечает ведун небольшой горшочек, расписанный искусными узорами. Открыв его, северянка бросает несколько горстей сухих трав в кипящую воду котла, и дом наполняет их аромат.

Он так и не находит в себе силы, чтобы сказать Ренэйст о своем видении, обращенном к ее родине. Предчувствие беды не обманывает его, но сейчас, когда есть время для покоя, Радомир не хочет заставлять ее волноваться. И без того выглядит Ренэйст измученной.

– Ты говорил во сне, – едва ли не шепчет Белолунная, – звал кого-то. Видение тебя терзало?

Смотрит она голубыми глазами на пламя, пляшущее в очаге, отставляет в сторону горшочек, взятый с полки, и начинает теребить пальцами амулеты, что носит на своей шее. Замечает Радомир, что вновь бусины вплетены в ее белые волосы, и теперь косички кажутся совсем уж короткими. С момента их знакомства стала она старше не только духовно, но и внешне, неужто и сам он так изменился?

– Можно сказать и так. Но видение это было обо мне, потому ты не должна тревожиться.

Ренэйст смеется тихо, смотрит на него лукаво. Видеть ее в хорошем настроении непривычно, Радомир и забыл, что она тоже улыбаться умеет. Не то чтобы сильно волнует его улыбка посестры, и все же приятно ощущать, что впервые за долгое время могут позволить они себе немного покоя.