Королевство Краеугольного Камня. Книга 1. Мастер крушений - Паскаль Кивижер Страница 21

Плотничать Жюль больше не мог и решил избрать стезю актера. Он с детства мечтал о театре, у него был комический талант, и он давно полюбил изображать известных людей Королевства Краеугольного Камня.

И вот как-то вечером после ужина, когда матросы продолжали сидеть за столом и со скуки крошили сухари, баталёр, которому надоело сметать за ними крошки, потребовал:

– Герцога Овсянского!

– Герцога! Герцога! – подхватили матросы.

Жюль слегка подпрыгнул, жеманно поклонился и тоненьким голоском принялся импровизировать нелепые вирши. Матросы хохотали до слез, и принц Тибо вместе с ними.

– Теперь королеву Сидру! – попросил Щепка.

Сидрой звали вторую супругу короля Альберика.

– Королеву! Королеву!

Жюль сосредоточился. Потом расчесал свои длинные волосы на прямой пробор, так что они повисли у него вдоль щек, накинул на плечи одеяло, задрал вверх подбородок и плавно двинулся вперед. Он словно бы летел, и в его вкрадчивых движениях было что-то от хищного зверя. При этом он ткнул в каждого матроса указательным пальцем, словно обвиняя в чем-то. Матросы валились с ног от хохота.

Одна Эма заметила, что принц Тибо на этот раз не смеется со всеми вместе. Он отошел к лееру и застыл с напряженной улыбкой. Его не веселило напоминание о женщине, которая, на всеобщую беду, заняла место его матери.

– Теперь принца Жакара! Он здорово его представляет!

Жюль успешно перевоплотился из матери в сына. Лицо его приняло свирепое выражение, глаза сузились. Играя мускулами, он приблизился к Овиду, взял его за ухо и прошипел:

– Сгною! Отдам Стиксу на съедение! Жри его, Стикс, жри-и!

Баталёр невольно вцепился в ожерелье из акульих зубов. Принц Тибо покачал головой.

– Короля! Короля! – закричал Проказа, хлопая в ладоши.

Жюль мгновенно стал самим собой.

– Нет. Король Альберик единственный, кого я никогда не смел…

Жюль запнулся, сообразив, что сболтнул лишнее. Матросы тоже смутились. Адмирал нахмурился. И все они повернулись к принцу Тибо, которого Жюль изображал чаще всех остальных.

– Значит, король единственный. Ты уверен? – спросил принц.

Жюль сделал жалобное лицо.

– Ну, так вперед! А иначе за борт!

Жюль никак не мог решиться. Но потом заходил большими шагами по палубе, то и дело почесывая подбородок. Сходство было потрясающим.

– Отлично, – одобрил Тибо. – Следующий на очереди адмирал.

Дорек привстал со своего места.

– Ты не посмеешь, Жюль, – запротестовал он.

Жюль на одну секунду обиженно поджал губы. Матросы грохнули. Адмирал ничего не понял, и от этого все хохотали еще громче.

Смеялась и Эма. Весело, когда смеются не над тобой. Но она пообещала себе, что станет терпеливо переносить насмешки. Эма еще не знала, что в ближайшем будущем сумеет утереть всем насмешникам нос, и надолго.

День начался точно так же, как многие другие. Ветер туго надувал паруса, небо – лазурь, море – нефрит: нет лучше погоды, чтобы заниматься любимым делом. Эма по локоть в мыле драила вместе со Щепкой переднюю палубу. Четверка матросов очищала от водорослей и ракушек борта, которые ими постоянно обрастали. Принц Тибо удил вместе с Феликсом на корме меч-рыбу, а кок сразу чистил их добычу и выбрасывал внутренности за борт. Акулы на них так и набрасывались, путая рыболовам лески.

Марселин, насвистывая, подошел к вантам и взялся за них, собираясь лезть на марс. Сейчас с грот-марса собирался спуститься вниз Пусен, и он его сменит. Пусен, держась рукой за канат, привычным движением приготовился сунуть подзорную трубу за пояс, как делал не одну сотню раз. Но в это утро – то ли от усталости, то ли из-за жары – труба выскользнула у него из рук и со всей силы ударила висящего на канате Марселина прямо в висок. Тот, даже не поняв, что произошло, упал в море.

– Человек за бортом! – завопил Пусен. – По правому борту!

Шхуна шла вперед как ни в чем не бывало.

– По правому борту сзади! По правому борту сзади!

Гийом Лебель бросился со всех ног на бак и увидел Марселина, который барахтался в волнах, окруженный акулами.

– Плыви, Марселин, плыви! Ты умеешь плавать, плыви! – кричал Гийом, приказав спустить спасательную шлюпку.

– Амулет при нем? – встревоженно спросил Овид, словно это было самое главное.

Гийом не ответил ему.

А Марселин уже не плыл, он даже не шевелился и погружался все глубже в воду. Тут случилась вторая беда. Матросы не поверили собственным глазам: в море бросилась Эма.

Она, как кинжал, рассекла играющую солнечными бликами воду и стала уходить вглубь, окруженная миллионом пузырьков. Темнеющий в воде корпус «Изабеллы» казался брюхом огромного кита. Акулы и рыбьи внутренности остались где-то на поверхности.

До чего же непривычное зрелище – вокруг синева, тишина, ледяной холод. Эма погружалась глубже, глубже, соль ела ей глаза, голову сжимало, как в тисках, легкие, казалось, разорвутся. Чем ниже она опускалась, тем глуше становилась тишина. От давления воды грозили лопнуть барабанные перепонки. Холод парализовал Эму.

Но Марселин! Марселин!

Неимоверным усилием Эма заставила двигаться одну руку. Другую. Потом ноги. Стала подниматься вверх, и ей показалось, что она тащит на себе весь океан. Сердце бухало в ушах. Черная пелена застилала глаза. Полотно, которым она заматывала себе грудь, чтобы стать похожей на мальчика, размоталось, и она почувствовала: нужен воздух! Сейчас! Немедленно! Не то она потеряет сознание. А если потеряет сознание, вдохнет соленую воду. Она имела дело с утопленниками и знала: их легкие заполнены водой. Говорят, что утопленники испытывают эйфорию. Но эйфории Эма не хотела.

Она вовремя вынырнула на поверхность. Воздух ободрал ей горло, свет ослепил. Издалека ее звали, но она ничего не слышала. Вокруг скользили плавники акул, словно конькобежцы. Эма опустила лицо в воду, ища Марселина. Справа нет, слева тоже. Внизу. Он был внизу. Амулет на шее как будто тоже тянул Эму вниз.