Небо после бури - Саба Тахир Страница 21

Один из легионеров сплевывает кровь и бросает злобный взгляд на своих людей.

– Кто-нибудь, стреляйте же в этого сукина…

Не договорив, он хватается за горло и падает на колени. Солдаты в ужасе пятятся.

Когда Меченосец, упав навзничь, царапает ногтями песок, я переключаюсь на остальных и применяю свою силу. Они должны понять: с Землями Ожидания шутить нельзя. Я вытягиваю из них жизнь – у всех, кроме ребенка. Задыхаясь, солдаты ковыляют по мелководью к своим шлюпкам. Мое внимание занято оставшимися людьми, которые тоже сражаются за каждый глоток кислорода.

Я должен их убить. Права была Шэва, когда оставляла у границы изуродованные тела. Эти постоянные нарушения отвлекают меня. У меня нет времени на это.

И тут ребенок, спрятавшийся за камнем, начинает кричать. Его отчаяние что-то пробуждает глубоко внутри меня, и я не могу дать названия этому чувству. Я ослабляю хватку.

Чужаки жадно хватают ртами воздух. Те четверо, что оставались на берегу, бегут вверх по тропе, дальше от солдат. Ребенок выходит из укрытия и пристально разглядывает меня. Рыжеволосый мужчина выступает вперед и берется за рукоять меча.

– Ты, – говорит он.

«Дарин, – вспоминаю я, когда он приближается. – Его зовут Дарин».

– Я считал тебя достойным человеком, – шипит он, – но ты…

– Ну-ну, тише. – Высокий черноволосый Книжник останавливает Дарина. Стайка фей куда-то исчезла. – Давай не будем злить существо, когда-то звавшееся Элиасом. Ведь именно ему предстоит провести нас через эти земли.

– Не трогай меня, Муса…

– Я не стану вам помогать. – Как им такое в голову могло прийти? – Немедленно убирайтесь.

– Ни черта подобного. – Элен – нет, Кровавый Сорокопут – поднимается на утес. Ее одежда пропитана кровью, она тяжело хромает. Сорокопут поглядывает на Меченосцев, которые пока отступили, но не отплывают. – Если ты, конечно, не хочешь остаток дня заниматься нашими призраками… Ох…

– Осторожно, Сорокопут. – Маска подхватывает ее.

Что-то в нем притягивает мое внимание, какой-то инстинкт заставляет присмотреться к нему получше. Этот человек что-то значит для меня, и я для него тоже. Но что? Я его совершенно не помню.

Сорокопут спотыкается. Сейчас, когда возбуждение битвы прошло, боль в ноге сильнее мучает ее. Недолго думая, я подбегаю к женщине и закидываю ее руку себе на плечо, а Маска поддерживает Сорокопута с другой стороны. Тяжесть этой руки кажется мне настолько знакомой, и воспоминания с такой силой обрушиваются на меня, что я вздрагиваю.

– Ты уронишь меня, идиот. – Сорокопута бросает вперед. – Может, ты хочешь тащить мое бесчувственное тело сто миль через весь Лес?

– Это будет не в первый раз, черт побери.

Только когда она усмехается, до меня доходит, что эту фразу произнес не Ловец Душ, а кто-то совсем другой. Человек, которым я был когда-то. Элиас Витуриус.

– Заткнись и помоги мне найти место, где я могла бы сесть и вытащить эту проклятую стрелу. Лайя! У тебя есть бинты? – Сорокопут озирается. – Харпер, куда она, к дьяволу, запропастилась?

Харпер шепчет что-то на ухо Сорокопуту, и она хмуро смотрит на меня.

– Перевязывайте раны, – говорю я. – Потом уходите – мне все равно куда. На берег. К своим лодкам. Туда, где вас ждет смерть – неважно. Но вы не войдете на Земли Ожидания.

– Он твой брат, – неожиданно говорит Муса, кивая на Харпера.

Маска в изумлении смотрит на Мусу, но Книжник, похоже, этого не замечает.

Наклонив голову набок, я пристально рассматриваю Харпера. У него прямые волосы, мои же немного вьются. Он ниже меня ростом, худощавый, и глаза не серые, а зеленые. Большие, как у меня, но слегка раскосые. Оттенок кожи у нас одинаковый, золотистый. Одинаковая форма лица, высокие скулы, полные губы.

– Как ты смеешь! – негодующе восклицает Кровавый Сорокопут, и ее глаза вспыхивают. – Муса! Это не твоя…

– Не моя тайна? Моя, если она спасет нам жизнь. – Книжник оборачивается ко мне. – Ты так странно на него смотрел. Я и решил, что внутренний голос намекнул тебе на некую связь между вами. И твой внутренний голос прав. У вас один отец… но разные матери – к счастью для него. – Книжник хихикает. – Ты же не отправишь сводного брата на верную смерть, верно? Ты вырос среди Кочевников. Для них семья – это святое.

– Возможно, когда-то, – говорю я. – Но больше нет.

– Довольно.

Та, что произносит это слово, снова будит воспоминания: смех и любопытство, кожа цвета меда, волосы цвета ночного неба. Она поднимается по тропе, останавливается на краю обрыва и долго, молча смотрит на меня.

Ее взгляд волнует меня. Мне становится жарко, перед глазами мелькают новые картины прошлого: военная школа, окруженная гранитной стеной, танец при свете полной луны. А еще бегство через горы, комната в трактире где-то далеко-далеко отсюда, ее тело, прижатое к моему…

– Ты позволишь нам пройти через эти земли, Ловец Душ.

– Лайя из Серры. – Я негромко произношу ее имя. – Твое время еще не пришло. Лес не потерпит этого.

– А я говорю, что твой Лес нас пропустит. Ты нас пропустишь.

В голосе Лайи чувствуется уверенность, которой я раньше за ней не замечал. А еще рядом возникает какое-то свечение. И оно кажется мне знакомым, хотя я не помню, чтобы видел его прежде.

Кучка призраков собирается у меня за спиной, но они молчат. Лайя опускает взгляд, сжимает руки в кулаки, и у меня в голове мелькает неожиданная, абсурдная мысль. Она разговаривает с кем-то – или с чем-то. Как человек, привыкший к голосам в своей голове, я сразу понимаю, когда другой общается с невидимым собеседником.

Кивнув точно в знак согласия, Лайя проходит мимо меня и переступает границу Земель Ожидания. Я жду, что призраки откликнутся жуткими стенаниями, что Маут проявит свой гнев. Но Лес совершенно спокоен.

Остальные следуют за ней. И если я не остановлю их сейчас, что-то изменится. Произойдет непоправимое. Начало этому положил треклятый Пророк, когда вернул мне память.

Я собираю свою магию, намереваясь вышвырнуть их прочь.

Но Лайя оглядывается – в глазах ее боль от пережитого предательства. И я позволяю магии уйти. Незнакомое чувство переполняет меня.

Потом я понимаю, что это стыд. Глубокий и мучительный.