Лефина - Елена Рейн Страница 21

В кухню залетела Мария и затараторила, совершенно не обращая внимания на наше тесное общение с Вадимом.

– Вадим, тебя там Серега ждет. Уже психует. А ты тут смущаешь бедную Наташу. Я ей хотела предложить прогуляться до реки и подышать свежим воздухом. В ее положении очень полезно… – потом Мария посмотрела на меня и продолжила: – Я захватила теплую кофточку для тебя, Наташа. Одевайся, пойдем на улицу. Если нас долго не будет, а вы все свои важные дела переделаете, то найдете нас в беседке. Ну что, Наташа, идем?

Вадим нехотя отодвинулся от меня, напоследок поцеловав в шею, и с сожалением сказал:

– Не простудись. Сейчас август, у реки прохладнее, поэтому надень кофту обязательно. Мария, ты отвечаешь за здоровье моей пары, – грозно сказал он девушке, ожидая от нее подтверждения.

– Конечно, не беспокойся! Когда я была помладше, у меня была маленькая сестренка, за которой я целыми днями бегала волнуясь. Так что твоя Наташа в надежных руках, – счастливо сказала Мария, и я почувствовала в ее голосе любовь, отголоски нежности и давнего счастья от воспоминаний.

– А где сейчас твоя сестренка? – с улыбкой спросила я. И, видя, как Мария помрачнела, поспешно добавила: – Просто ты с такой любовью рассказываешь о ней… Наверное, тяжело в разлуке?

– Она с родителями… Да, я ужасно скучаю по ней. Малышка стала самостоятельней и умнее, но все равно я ее очень люблю и беспокоюсь за нее. Я хочу верить, что она простит мне нашу разлуку… Надеюсь, скоро мы будем вместе, – с грустной улыбкой сказала Мария.

– Да, конечно, – в ответ я улыбнулась, стараясь успокоиться и не реагировать на ее ответ.

Вадим улыбнулся нашему разговору и направился в кабинет, а мы вышли на улицу. Мария по пути к реке что-то говорила, но я совершенно ее не слушала.

Я смотрела вперед и думала о словах Марии, вспоминая ее реакцию на мой вопрос. Ведь она соврала и притом очень искусно. Ее сестра не выросла и не с родителями. Когда она говорила, я почувствовала сильную, ужасную боль от потери родных. Обида на себя за что-то… Неужели она винила себя в их утрате? Когда Мария сказала про прощение, у нее была надежда в голосе. Надежда на что? На получение прощения от умерших сестренки и родителей? Так странно и непонятно. Но одно я могла сказать точно: несколько минут назад видела настоящую Марию, а не ту показную куклу, которой она всем представлялась.

Мы долго стояли у реки, ведь здесь очень красиво. Если бы я могла рисовать, то тут бы вышли отличные пейзажи. После того как Мария наговорилась сама с собой, она замолчала.

Девушка стояла, глядя в одну точку, как будто погрузилась в воспоминания. Я не хотела лезть в ее эмоции, чувства, но не могла держать в себе сочувствие и стремление помочь.

– Мария, ты, конечно, извини меня. Я почувствовала по твоей речи и эмоциям, что твоих родных нет в живых… В тебе живет сильная жгучая боль, которая травит тебя. Если хочешь, я заберу эту боль, чтобы ты могла спокойно жить дальше. Ты…

Мария меня прервала, не дав закончить предложение. Резко откинула руку в мою сторону, показывая этим жестом, что разговор закончен. Через пять минут она посмотрела на меня и устало проговорила:

– Черт, я и забыла, что ты сильный эмпат. Лефины такой силы, как у тебя, даже без подготовки понимают чувства не одного, а всех, стоящих поблизости с ними. Да, я соврала! Потому, что не хочу говорить на эту тему… или даже не могу. Это моя боль! Я не хочу ее забыть. Я хочу помнить все, чтобы… – девушка перестала говорить, замолчала, про себя что-то лихорадочно решая, а потом сказала: – Я прошу тебя, только не говори ничего нашим кавалерам. Это моя боль, и я не хочу ей ни с кем делиться. Если бы не твоя сила, ты бы тоже никогда ничего не узнала. Поэтому я надеюсь на твою совесть и честь.

– Да, конечно. Извини, пожалуйста, за вмешательство. У меня это получилось случайно. Ты так сильно реагировала, что невозможно было закрыться от этих чувств и эмоций. Не переживай. Я никому ничего не скажу.

– Спасибо тебе за понимание и сочувствие. Но я правда ничего не хочу менять.

– Я уже поняла, – улыбнулась Марии, извиняясь.

Через некоторое время появились Сергей и Вадим. Сергей подошел к Марии, хищно обнял за талию и прошептал что-то на ушко. Мария в ответ довольно что-то замурлыкала.

Вадим приблизился ко мне почти вплотную и с беспокойством спросил:

– Ты расстроена? Я чувствую по нашей связи…

Мария замерла от этих слов, ожидая моего ответа. Я улыбнулась ему нежной улыбкой и сказала:

– Просто вспомнила стаю, семью, сестру, которым я не нужна, и которые от меня так быстро отвернулись. Они все отказались от меня, поверив в самое худшее. На душе стало грустно и тяжело.

Святая Жрица, я очень старалась контролировать свой голос, но плохо получалось. Вадим мог понять, что горечь от предательства семьи появилась только сейчас, когда я об этом сказала. К ним еще добавились другие эмоции: сожаление, стыд и обида. А Вадим почувствовал сочувствие к ближнему, сильную боль за других, желание помочь и горечь от близкой утраты. Поэтому я прикрылась теми эмоциями, которые подходят к эмоциям, испытанным во время разговора с Марией.

Я никогда не умела обманывать, поэтому старалась говорить тихо, но уверенно. Он посмотрел на меня долгим взглядом, а потом прикоснулся к моей руке, взял ее, немного сжимая ладонь. Я почувствовала, как Вадим через силу альфы передавал мне тепло и сочувствие, силу и понимание. А через нашу связь посылал уверенность в его защите и помощи.

Мне хотелось разреветься, ведь такой заботы я не видела никогда. Только предательство и выгоду для других от меня, даже близким я никогда не была нужна. А он за столь короткое время дал мне больше, чем все вместе взятые.

Через полчаса мы парами пошли домой. Вадим так и не выпустил моей ладони из своей руки.

* * *

Так и началась моя почти спокойная новая жизнь с Вадимом в маленьком коттедже у реки Иртыш. Жили мы с его братом и Марией. С ней мы хорошо общались. Первые два дня ездили по магазинам. Это любимое времяпровождение Марии, а также различные салоны, массажные кабинеты, парикмахерские и многое другое. Мне же хватило двух дней сумасшедшей беготни на три месяца вперед.

Салоны вообще не привлекали. Это ужасно долго, да и незачем, но Мария могла там зависать часами. Поэтому я стала вежливо отказываться. Одна гуляла по территории около нашего съемного домика, а к вечеру готовила что-нибудь вкусненькое на ужин.

Оборотни употребляли нереально огромное количество еды. И хотя наша повариха вкусно и много готовила на сутки, все съедалось задолго до ужина. Вечером мужчины приглашали нас в ресторан или в другое заведение.

На третий день я обследовала все шкафчики кухни, проверяя провизию. Написала список необходимых продуктов для желаемого блюда и отдала мужу.

Так и повелось. Сначала Вадим возмущался, но, попробовав, стал участвовать в приготовлении ужина, помогая мне на кухне, чем мог. Меня ужасно смущало его постоянное присутствие и случайные частые прикосновения. Складывалось такое ощущение, что он меня к себе приручает. Мужчина помогал чистить картофель, резать лук, капусту, даже мыл посуду, хотя есть посудомоечная машина. Иногда просто приходил и молча смотрел на меня.