Декан моего сердца - Екатерина Каблукова Страница 21

На уже знакомом мне постоялом дворе было очень шумно. Когда мы вошли, нас почему-то приветствовали радостными воплями. Оглянувшись, я поняла, что в зале находится большая часть Академии, при чем как адепты, так и преподаватели, в том числе и декан факультета боевиков. Коллегу он принял с распростертыми объятиями, а вот на своих учеников посмотрел очень строго и громко потребовал написать объяснительные почему они проспорили зельеварам, после чего увел собрата по несчастью пить пиво.

Радуясь, что внимание было привлечено к деканам, я осторожно прошмыгнула за самый дальний столик. Благо, народу было столько, что подавальщицы просто не заметили меня, пытаясь обслужить клиентов, а они все прибывали и прибывали.

Казалось, что вся Йоршадская академия собиралась в зале. Преподаватели и адепты, они сидели вместе за столами, пили пиво, закусывали белыми колбасками в остром соусе, спорили, смеялись. С кухни потянуло горелым. Тут же около десяти магов вызвались тушить пожар, а двое особо буйных предложили похоронить огонь под руинами. Хозяин заведения побледнел, магов успокоили, а окна открыли, чтобы запах побыстрее выветрился.

Кто-то срывающимся тенором затянул гимн всех студентов, песню тут же подхватили нестройным хором, отбивая ногами в такт незатейливой мелодии:

Нам всем молодость дана,

Чтобы веселиться!

Академия важна,

Будем в ней учиться!

Гимн сменился веселой задиристой полькой, столы сдвинули, и в центр выскочило несколько пар. Полька плавно перешла в джигу, потом — опять в польку, затем во что-то непонятное, феерическое, заставлявшее ноги пустится в пляс. Я уже подумывала, чтобы все-таки присоединиться к присутствующим, как вдруг музыку перекрыл достаточно громкий баритон:

Ступаем мы под древним стягом

Не обесчестим флаг отцов

За матерей, сирот и вдов

Вперёд сметая наглецов,

Мы рвемся в бой,

Свобода близко.

Я замерла, не поверив собственным ушам. Это же был запрещенный гимн Северной армии — организации, намеревается добиться независимости Северных земель, тысячелетия назад завоеванных королем Зигмундом Первым.

С тех пор борьба за независимость Северных земель не прекращалась. Восстания, аресты, казни — последние лет сто это поутихло, но вопрос все равно стоял очень остро. Потому я очень удивилась, когда вместо того, чтобы оборвать певца, все встали и присоединились к пению:

Мы поклялись! Родимый дом

Не будет впредь приютом скорби.

Мы цепи рабства разорвем

Пусть или смерть войдёт в наш дом

Или рассвет, надеждой полный.

— Прекрасная песня, не так ли? — знакомый баритон заставил подскочить и залиться румянцем.

Медленно досчитав до десяти, я повернула голову и утонула в бирюзовых глазах декана Ройса.

— Это же гимн…

— Да, — уголки губ подрагивали от тщательно сдерживаемой улыбки. — Гимн повстанческой армии Севера

Он, как и я, остался сидеть.

— Вы не встанете?

— Зачем? — небрежно отмахнулся Ройс. — Поверьте, я, как и вы, не испытываю особого пиетета к старым песням, какими бы героическими они не были.

— Разве вы не северянин?

— Северянин.

— И вас не беспокоит зависимость Севера? — поддразнила я.

Ройс хмыкнул, разгадав мой маневр, но все-таки ответил.

— Скажем так, я не вижу смысла. Выход из состава Империи не принесет пользы ни одной из сторон, — он скривился и осушил свою кружку. — Север не сможет жить независимо, и все равно попадет в кабалу Ниневии. Только как самостоятельная страна он не будет получать от империи преференций.

— Вы говорите как южанин.

— Я говорю, как разумный человек, чья голова свободна от романтических легенд! — отрезал магистр, недовольно хмурясь.

— И все равно, пение запрещенных песен… магическому контролю это не понравится, — я задумчиво посмотрела на иллюзии, во всю порхавшие над головами поющих: бабочки, цветки и четырехлистники — символы свободы Севера. — Слишком уж тут много народа. Вдруг кто донесет…

— Непременно донесут. Сам хозяин и напишет, — хмыкнул декан, делая знак принести нам еще пива. — Это все знают.