Санки - Анна Кудинова Страница 21

– Вот, возьми, – медсестра протянула рецепт с названием мази и очень мило, игриво улыбнулась.

Я снова покраснел, но в этот раз по-настоящему.

Мама ждала в коридоре и, увидев меня, сразу подскочила с вопросами:

– Ну что сказал врач? – она теребила в руках ремешок от сумочки и какую-то свернутую бумажку.

– Сказали, не есть мед, на него у меня аллергия, – пояснил я маме.

– А лекарство выписали? – выходя из поликлиники, спросила она.

– Нет, сказали, само пройдет, – я смял выданный рецепт в кармане и незаметно бросил его на землю, когда заходил в автобус, все равно это не поможет, зачем просто так тратить мазь, пусть она достанется тому, кому действительно нужна.

На обратном пути мама вспомнила про бумажку, что теребила в руках все это время, развернула ее и, размахивая перед моим носом, закричала:

– Вот послушай, мне посоветовали отличного врача, он невролог, или невропатолог, точнее, психотерапевт, – возбужденно перечисляя, она схватила меня за руку и потянула к выходу, когда автобус остановился на нужной нам остановке. – Профессионал, и не такие случаи лечил, все будет хорошо, – уверовав в собственное убеждение, продолжала она. – Я запишусь на эту неделю, а еще…

– Мам! – перебил ее, не желая втягивать в свои дела и лишний раз беспокоить. – Я сам во всем разберусь! Мне не нужны врачи, осталось немного, просто потерпи и все будет как прежде, ладно?

Мы вошли в квартиру, мама молча разулась, бросив сапоги на пол, закрыла лицо руками и очень тихо заплакала, еле-еле всхлипывая в платок, только я один слышал ее оглушительным рев, разрывающим меня на куски, словно низкочастотный гул, способный выбить барабанные перепонки. Я обнял ее и пообещал, что все будет хорошо, стирая черные слезы с ее покрасневших щек. Мама поверила и успокоилась, мы пообедали, и я проводил ее на работу.

Утро.

Морозно. Солнце поднялось над лесом и повисло на кончиках самых высоких деревьев. Снег хрустел под ногами, я дышал открытым ртом, словно собака, и думал о сегодняшнем дне. Ненавижу школу, ненавижу всех, кто там есть, особенно Дена и Сашку, а еще противных девок, что постоянно раздражительно хихикают, думая, что они самые умные. Я представил, как беру большие ножницы и отрезаю их ненаглядные косы, вот бы я посмеялся, глядя на их слезы! Почему санки пришли ко мне, а не к Дену? Да, за веревку схватился я, но идею подал он, ведь зачинщик всегда несет ответственность наравне с исполнителями. Не помешало бы его проучить как следует, чтобы знал свое место, а не мнил из себя самого главного в классе. На этой ноте я дернул ручку школьной двери и распахнул ее во всю ширь. В раздевалке, разбившись на группы, шушукались одноклассники. Я услышал голос Дена и притаился, зарывшись в одежду, которой висело уже достаточно, чтобы затеряться. Ребята говорили про новую игру и обсуждали поход через железку после уроков. Мне стало грустно, ведь раньше мы всегда ходили вместе, кидали снег с моста на проезжающие поезда и восторженно кричали, стоя над несущимся навстречу составом. Я все потерял из-за этих санок, больше в моей жизни нет радости и веселья, даже не вспомнить, когда последний раз мне приходилось улыбаться. Я растянул губы в стороны, имитируя радость, и еще раз подумал про отличниц и их лысые головы. Рядом послышалось шебуршание, оно осторожно подкрадывалось, не замечая моего присутствия. Я посмотрел вниз и увидел медленно продвигающиеся вдоль ряда с одеждой небольшие черные сапоги. Размера, примерно тянущего на второй-третий класс. Маленькая ручка осторожно ныряла в карманы одежды, шарила и выныривала обратно. Я вспомнил, как неоднократно из моих карманов после уроков пропадали вещи, это был игрушечный пистолет, конфеты, мячик для тенниса, и еще пару раз пропадала мелочь. Однажды пропал брелок, что подарил отец, – это был маленький складной ножик, я горевал по нему сильнее, чем по пистолету и конфетам. «Так вот кто это ворует», – подумал я и решил сдать вора апостолам, но тут же очнулся, вспомнив санки. Я беззвучно схватил его за руку, когда он подобрался вплотную, сжал маленькую холодную кисть в своей ладони с необычайной силой и притянул его к себе – нос к носу. В раздевалку вошли несколько человек и рассредоточились в рядах сзади нас. Вор смотрел на меня парализовано испуганными глазами, ужас застыл на его лице, будто он увидел свою смерть, вот-вот собираясь заорать во весь голос. Я был пауком, а он несчастной мухой, угодившей в мою паутину. Я поднес указательный палец к своим губам и прошипел, глядя на него: «Тссс!» А затем заметил свое отражение в его зрачках и сам застыл в таком же ужасе, потому что был страшным, мерзким уродом. Моя кожа покрылась слоем отвратительных гниющих бородавок, глаза налились кровью, а руки превратились в серые уродливые закорючки. Я отбросил его вперед, в кучу с одеждой, выбежал вон и скрылся в туалетной комнате. В зеркале мое отражение вернулось в норму, я немного отдышался, пригладил вспотевшие волосы набок и пошел в класс, стараясь забыть об этом инциденте и сосредоточиться на сказанных кухаркой словах. До урока оставалось немного времени, я решил подняться на третий этаж, в класс литературы. На первом уроке его заняли девятиклашки, они сидели разбившись на группы и что-то увлеченно обсуждали. Никто не скакал по классу как заведенный, не кидался портфелем и не обзывался. Вот бы мне сразу перескочить из пятого в девятый и жить нормально в цивилизованном обществе, Ден больше никогда не решился бы подойти ко мне, побоявшись моих новых одноклассников. Ради этого я готов освоить за лето всю необходимую программу и сдать экзамены. Возьму идею на заметку и поговорю о ней с завучем, как только разберусь с санками.

Класс выглядел обычно, я осмотрел стены, потолок, полки с книгами, пол. Полки с книгами – вернулся я взглядом обратно. Казалось, они ничем не отличались от обычных, но, немного приглядевшись, я заметил…

Прозвенел звонок. Все расселись по местам, один я остался стоять посреди не своего класса.

– Васин! – голос в спину ударил словно электрический ток. – Ты что тут делаешь? – спросила Ольга Борисовна.

– Я, я, я перепутал, простите! – Схватив свой упавший на пол рюкзак, выскочил из класса и побежал в свой, закрывшийся прям перед моим носом.

– Простите, можно войти? – спросил я, чувствуя, как сводит правую ногу.

– Заходи, – пренебрежительно сказала математичка, даже не взглянув на меня.

На уроке я отличился, но не в обычную сторону, а в обратную: решил задачу у доски, ответил на все устные вопросы и даже помог Витьке доделать его вариант, когда у меня осталось немного свободного времени. Дроби оказались несложной темой, которую мы прошли еще в прошлой четверти, и я легко справился с ней. Дену она далась сложнее, он ничего не решил, а болтал весь урок с Пашкой, сидя за последней партой. За минуту до звонка математичка объявила оценки за урок: у меня – 5, у Витька 4, а Дену влепила 2/2 – за работу в классе и домашнюю, но его слова учительницы ничуть не напугали, он даже не поднял голову, услышав свою фамилию. Есть только один человек на свете, которого боится Ден, – это отчим. Я видел его однажды и могу признаться, что сам испугался не на шутку, хоть и не имею к нему отношения. Он высокий, жилистый, руки от плеч и до кистей покрыты татуировками, ходит в оборванной майке и всегда держит сигарету во рту. Отчим моложе его матери почти на 10 лет. Однажды пришел на собрание и вмазал Дену по лицу при всем классе, потом бросил его на пол и прижал ногой так, что казалось, кости потрескаются, словно ореховые скорлупки. После этого случая Ден был как шелковый целую четверть, а потом вернулся к привычному поведению.