Кровь-камень - Дэвид Геммел Страница 20

– Ой, простите, мистер Стейнер, я вам, наверное, до смерти надоел. Просто никто еще не слушал меня так внимательно.

– Я одобряю честолюбивые мечты, сынок. Отличная штука. Человек чего-то хочет по-настоящему и обычно добивается этого, если приложит все усилия, – и ему не повезет.

– Не повезет? – переспросил Нестор. Стейнер кивнул.

– Почти всегда мечта оказывается лучше яви. Человек, осуществивший все свои мечты, заслуживает жалости, Нестор.

– С вами так было?

– Да.

Лицо Стейнера стало очень серьезным, и Нестор переменил тему.

– А вы когда-нибудь были Крестоносцем, мистер Стейнер? Я в жизни не видел такой стрельбы!

– Нет, Крестоносцем я не был.

– Так ведь не… разбойником же?

Стейнер захохотал.

– Мог бы, сынок, да только не был. Мне повезло. А вот честолюбивая мечта у меня была, и очень необычная. Я мечтал стать тем, кто убьет Иерусалимца. Нестор даже рот разинул.

– Такое и выговорить страшно!

– Это теперь. А тогда он просто был человеком с большим, очень большим именем. Я работал у Эдрика Скейса, и он хотел, чтобы я отказался от этой мечты. Я сказал: «Ему со мной не потягаться, мистер Скейс». И знаешь, что он ответил? Он ответил мне: «Он не будет с тобой тягаться, Клем, он тебя убьет». И был прав. Когда Шэнноу отлили, форму разбили. Самый смертоносный человек из всех, кого я знал.

– Вы его знали? Господи, ну и везунчик же вы, мистер Стейнер!

– Везение, бесспорно, сыграло свою роль в моей жизни, – сказал Стейнер. – Ну а теперь мне пора.

– Вы едете искать Пастыря?

– Я найду его, сынок, – сказал Клем, неторопливо поднимаясь на ноги. И внезапно Нестор понял, что он хочет делать, понял с такой бесповоротной уверенностью, какой еще никогда не испытывал.

– Можно мне поехать с вами, мистер Стейнер? То есть если вы не против.

– У тебя здесь есть работа, малый, налаженная жизнь. А это может потребовать много времени.

– Мне все равно. Мои родители умерли, и я с тех пор работаю на моего дядю. Но, по-моему, от вас, мистер Стейнер, я могу научиться куда больше, чем от него. И мне до смерти надоело пересчитывать обменники и делать вычеты за простои. И пересчитывать бревна, и записывать заказы. По горло сыт. Вы позволите мне поехать с вами?

– Я заверну в город купить припасов, Нестор. Тебе понадобятся одеяло и теплый плащ. Ружье тоже не помешает.

– Да, сэр. – Нестор чуть не взвизгнул от радости. – Ружье у меня есть, а все остальное возьму у мистера Брума.

– Сколько тебе лет, сынок?

– Семнадцать, сэр. Клем Стейнер улыбнулся.

– Я еще не совсем забыл, как это бывает, когда тебе семнадцать. Ну, в путь!

* * *

Джозия Брум протянул босые ноги к очагу, стараясь сосредоточиться на тепле, исходящем от огня, и не замечать неиссякаемого потока слов, лившегося из кухни. А это было нелегко: Эльза Брум была не из тех женщин, которых не замечают. Брум уставился на огонь, его мысли были невеселыми. Когда-то он помогал созданию Долины Паломника и был одним из руководителей, когда город отстраивали заново после вторжения из Атлантиды. Джозия Брум уцелел во время нападения чешуйчатых рептилий-воинов, которые звались Кинжалами, и старался по мере сил, чтобы в Долине Паломника царили мир и порядок.

Он не терпел необузданных, готовых на всякое насилие выпивох, которыми прежде изобиловал этот край. И не выносил людей, подобных Йону Шэнноу, чье понятие о правосудии сводилось к тому, чтобы убивать каждого, кто оказывался у них на дороге. В нынешние просвещенные дни Йон Шэнноу слыл святым, посланцем Бога… Голос Эльзы звучал и звучал, но он вдруг уловил в нем вопросительную ноту.

– Прости, дорогая, я не расслышал, – сказал он. В двери кухни появилась дородная фигура Эльзы Брум.

– Я спросила, согласен ли ты, что апостола Савла надо бы пригласить на пикник.

– Да, дорогая, как считаешь лучше.

– Я как раз на днях говорила вдове Скейс… – Она удалилась на кухню, ни на миг не умолкая, и Брум снова перестал ее слышать.

Йон Шэнноу – святой!

Пастырь смеялся над этим. Брум вспомнил их последний вечер в маленькой ризнице за церковью.

– Это не важно, Джозия, – сказал Йон Кейд. – Кем я был, теперь значения не имеет. Важно, чтобы Господне слово не искажалось. Книга говорит не только о карах, но и о любви. И я не верю, что волчецам в этой любви отказано.

– Я не спорю с тобой. Пастырь. Я ведь ни к кому не питаю такого уважения, как к тебе. Ты повернулся спиной к путям насилия и все эти годы являл великое мужество. Ты пример для меня. Но жители Долины Паломника совращены последним учением Диакона. И я боюсь за тебя и за церковь. Не мог бы ты служить для волчецов где-нибудь за городом? Ведь тогда злоба рассеялась бы?

– Думаю, что так. – согласился Кейд. – Но тогда невежественные и предубежденные вообразили бы, будто у них есть право запрещать моим прихожанам молиться в церкви. А этого я допустить не могу. Почему им так трудно понять простую истину: волчецы же не по своей воле такие, какие они есть? Даже Диакон согласен с этим. И зла в них не больше, чем в любой другой расе.

– Не знаю, что думает Диакон. Но я читал слова его апостола Савла, а он утверждает, что они не от Бога и, значит, от Дьявола. Чистая земля, говорит он, нуждается в чистых людях.

Кейд кивнул.

– Против этого я не возражаю, и есть много хорошего в том, что говорил Диакон раньше. Я уважаю его. Он явился из обезумевшего мира, мира развращенности и низких страстей, зачумленности и тела, и духа. И он стремится сделать этот мир лучше. Но я, как никто, знаю, насколько опасно жить по железным правилам.

– Послушай, друг мой, разве ты и теперь не живешь по этим правилам? Церковь – всего лишь здание. Коли Бог – если Бог вообще существует – и правда любит волчецов, он может любить их в горах точно так же. как здесь. Я боюсь, что дело дойдет до насилий.

– Тогда мы подставим другую щеку. Джозия. Кроткий ответ отвращает гнев. Ты давно не видел Бет?

– Она заходила в лавку с Быком Ковачем и двумя своими загонщиками. Выглядит она хорошо, Йон. Такая жалость, что между вами вышел разлад. Вы же с ней так подходили друг другу.

Кейд печально улыбнулся:

– Она была влюблена в Иерусалимца, а не в Пастыря. И ей было тяжело, особенно когда нападали разбойники, а я и не пытался их остановить. Она сказала мне, что я больше не мужчина.

– Такое услышать больно. Кейд кивнул.

– Я знавал боль и похуже, Джозия. Очень давно я убил ребенка. На меня напали. Я был окружен вооруженными людьми. Убил четверых и вдруг услышал шорох за спиной. Обернулся и выстрелил. А это был мальчик, который играл там. Он до сих пор меня преследует. Кем бы он мог стать? Врачом? Служителем Божьим? Любящим отцом и мужем? Но – да, потерять Бет было очень тяжело.