Без надежды на искупление - Майкл Флетчер Страница 20

Трое жрецов-кригеров, воинов секты Геборене Дамонен, сидели на облучке, где места хватало лишь для двоих. Им, несомненно, было тесно – стеганые доспехи, двойная кольчуга, удлиненные мечи и арбалеты занимали много места.

«Почему они не хотят ехать вместе со мной? Что-то не так? Может, им известно что-то, чего не знаю я? Боги, возможно, это ловушка! Или я стала слишком нестабильной?» Возможно, Кёниг хотел, чтобы ее прикончили где-нибудь подальше, так будет безопаснее.

Гехирн забеспокоилась и расчесала до крови тыльные стороны ладоней.

Нет, что за глупости ей лезут в голову. Трое покорных приказам кригеров никогда не убьют ее, несмотря на всю их вышколенность и безумную преданность. Они не садятся в повозку, потому что… потому что они ее не выносят.

Гехирн перестала чесать руки, и раны затянулись через несколько секунд, а через пару минут от них не осталось и следа.

Кригеры гнали лошадей изо всех сил и в каждом городке запрягали новых. Только когда наступила ночь и рассеялся последний алый луч заката, они притормозили коней, отъехали с дороги в сторону и стали разбивать лагерь. Поставили большую палатку, набрали дров для костра, разложили одеяла, и лошади уже были почищены, напоены и накормлены.

Гехирн осторожно вынесла свою массивную фигуру из повозки и стояла, оглядывая лагерь. Она по-прежнему была с ног до головы укутана в тяжелые бордовые одежды, и лицо все так же скрывалось под капюшоном. Заметив сложенный костер, она остановилась.

– Да тут костер! – Гехирн просияла безумной улыбкой, обращаясь к трем кригерам; с того момента, как она вылезла из повозки, все они, побросав дела, стояли как вкопанные. – Люблю хороший костерок. Товарищество. Когда люди собираются вместе, поближе к свету и теплу. – Она указала на дрова, и они запылали. За то мгновение, что ее рука была открыта лунному свету, кожа на ней покраснела, как будто от солнечного ожога. Гехирн хихикнула. – Когда играешь с огнем, случается обжечься. Так всегда говорил папочка.

«Да, папочка тоже отлично сгорел».

Кригеры, закаленные в боях воины, не обращая на нее внимания, снова делали свою работу. Гехирн наблюдала. Как ей представлялось, среди людей могущественных безумие не было удобной темой для беседы; для них оно являлось просто фактом. Здравомыслящий деятель, оказавший хоть сколько-то значимое влияние на этот мир? Нет, Гехирн не слыхала ни об одном таком человеке.

Кригеры, как ей было известно, тоже страдают манией величия. Без этого никак, они же добровольно поступили на эту должность. Они знали, что Геборене сотворят своего бога и что в этом Вознесении кригеры будут играть решающую роль. Это были последние слова, которые сказал им Кёниг перед тем, как над ними совершили обряд лишения слуха, чтобы какой-нибудь другой гефаргайст не заразил их иноверием. Их реальность определялась силой веры Кёнига.

Гехирн Шлехтес манил огонь; она восхищенно стояла возле костра, зачарованно любуясь мерцающими языками пламени. Оно говорило с ней, любило ее, исцеляло ее. Три кригера сидели вокруг костра, скрестив ноги; каждый тщательно начищал свое оружие. В котелке на железной треноге над костром в котелке медленно варился густой суп.

– Первые боги были порождены человеком, который дрожал от ужаса, сидя в темноте. – Кригеры продолжали приводить в поряддок оружие и доспехи. Гехирн продолжала, понимая, что им ее не слышно или нет до нее дела. – Ванфор Штеллунг внушили бы нам, что это боги дали нам огонь и боги вытащили нас из дикого состояния и сделали людьми. Смех, да и только. Разве нужно нам, чтобы боги даровали то, что мы так просто можем сделать для себя сами? А правда ли то, что они вытащили нас из первобытной дикости?

Кригеры гордились той непреклонностью, с которой они несли другим страдания, своим неистовством и беспредельным зверством. Тот, в ком живет дикое начало, намного опаснее страшащихся дикости. Именно эту ярость им прививали, она занимала в их жизни центральное место, становилась их плотью и кровью, их сущностью. «Они несомненно согласились бы, что никто никого не вытаскивал из дикого состояния».

Гехирн плотоядно оскалилась, сверкнув клыками.

– И сейчас перед собой я вижу очень милую дикость. Боги Ванфоров порождены заблуждениями доисторического человека. Можно ли быть могущественным, но не быть при этом безумным? Нет. Могущественны ли старые боги? Да. Заблуждаются ли они? Несомненно. Они несомненно считают, что это они сотворили нас, но их заблуждения будут уничтожены пламенем нашей веры. О да! Вот и замкнулся круг, и мы снова возвращаемся к огню.

Кригеры, не обращая на Гехирн внимания, убрали оружие в ножны и стали наливать себе суп в грубые деревянные плошки.

Гехирн смотрела на огонь; ее будто унесло куда-то далеко, и она чувствовала растерянность.

– Знаете, что нам нравится в огне? – спросила она безмолвных кригеров. – Нет, не его тепло. И не свет, хотя в определенных случаях и то и другое оказывается кстати. В огне нас манит его непредсказуемый характер. Посмотрите, – жестом указала она на костер. – Вам ни за что не угадать, где поднимется следующий язычок пламени. И чем больше огонь, тем более непредсказуемым он становится и тем более красивым. – Она смотрела в пламя до тех пор, пока не перестала видеть что-либо еще. – Мы, каждый из нас, пристрастились к хаосу. Великолепному, всепожирающему хаосу. Все плотские удовольствия начинаются там, где мы по-настоящему теряем контроль. Это момент, когда в сознании пусто, все мысли улетучиваются и огонь внутри нас уничтожает всю рациональность. Секс. Пожар. Это одно и то же.

Один из кригеров протянул Гехирн миску, предлагая ей подкрепиться.

– Спасибо, я не буду. Я считаю, что кто-то пытается убить меня. – Хассебранд с подозрением посмотрела на предложенную ей миску. Хорошее настроение начинало покидать ее. – Возможно, суп отравлен.

Жрец-воитель, заворчав, вылил варево обратно в котел.

Гехирн пошарила в складках мантии и вытащила мешочек с сушеными семенами и орехами. Только этим она и питалась уже много лет, прилагая огромные усилия к тому, чтобы никто не узнал, откуда берутся ее припасы. Сохранять ее фигуру такой тучной могли, наверное, только ее иллюзорные представления о самой себе. Будь ее бредовые заблуждения не такими сильными, она, как ей представлялось, стала бы тощей, как грабли, и находилась бы на грани истощения.

Огонь стал затухать, и Гехирн стояла, наблюдая, как тлеющие угольки переставали излучать теплое сияние. Пламя, конечно же, было прекрасно всегда, но хассебранду более всего нравилось, как в самом конце эти крупицы излучали тепло и нежный свет из мягкого пепла поглощенной огнем реальности. Она любила смотреть на рассеиваемый ветром пепел, поднимающийся в воздух призрачными струйками после адского пламени.

«Огонь не только разрушает, но и возрождает». Гехирн улыбнулась от этой мысли. Но разрушение было ей очень по душе.

Двое кригеров спали, третий стоял на часах. Гехирн кивнула бойцу и направилась в повозку, чтобы проспать там остатки ночи.