Змея - Анджей Сапковский Страница 20

Пашенька вышел из клиники после полугода пребывания в ней, в самый раз, чтобы полностью не одуреть от психотропных препаратов. Его признали излеченным, потому что он сумел удовлетворить профессора Викентия Абрамовича Шилкина, который просил называть его дядей Кешей.

Дядя Кеша был лысый, как колено, носил толстые очки, потертый белый фартук и замусоленный галстук в горошек, впрямь как Ленин на большинстве портретов. Леварт вспоминал, что злые языки в институте датировали галстук дяди Кеши временами нэпа, годом эдак 1925-м. Им не верили. Галстук должен быть старше. Даже при нэпе не производились в СССР галстуки такого высокого качества и настолько прочные. Паша удовлетворил дядю Кешу. Научился не признавать, что имеет видения, и отрицать, что хоть какие-то имел. А все тесты дяди Кеши он сдал, потому что какой-то голос подсказывал ему правильные ответы и реакции. В точности такие, каких и ожидал дядя Кеша.

Накануне выписки из клиники у Паши было видение. В видении дядя Кеша умирал от обширного инфаркта. Среди толпы, во время празднования круглой годовщины Дня Победы, Девятого мая 1965-го. Через четыре дня.

Паша Леварт, выписываясь, не сказал ему об этом. Не мог.

Он же вылечился.

* * *

Курс лечения, который прошел Павел Леварт в Институте Бехтерева, был эффективен только в одном, но зато принципиальном аспекте: десятилетний Павел был готов на все, абсолютно на все, лишь бы только не попасть туда снова. Притворство, отрицание видений и предчувствий, как и ложь относительно их появления, парень счел недостаточными. В конце концов во лжи он мог быть уличен, мог попасться невзначай, мог запутаться в показаниях настолько, что вызвал бы подозрения. Павел Леварт решил добраться до сути проблемы. Он решил подавлять картины ясновидения на этапе их возникновения, душить их в зародыше и не давать им развиваться. Видения анонсировали свое появление. Сразу перед тем, как что-то должно было происходить, Павел чувствовал непродолжительное давление в ушах, переходящее в назойливое жужжание, быстро нарастающее, будто жужжали пчелы, потревоженные стуком по улью. Парень натренировался, что на этом этапе ясновидение можно было задержать. Причинив себе боль. Хорошие результаты давало, если себя сильно ущипнуть, а еще лучше — уколоть, сильно, до крови. Павел приучил себя всегда иметь воткнутые в одежду шпильки либо английские булавки, а в карманах постоянно носил канцелярские кнопки, которые в случае угрозы втыкал себе в подушечку пальца. Помогало. Пчелиное жужжание прекращалось, вспугнутые болью видения разлетались. И появлялись все реже и реже. Павел Леварт перестал видеть будущее, получал только неясные предупреждения, сигналы о том, что что-то случится. Но и эти сигналы приходили все реже и реже.

И со временем прекратились почти полностью.

Возобновились только в Афганистане.

* * *

Змея сползла с камня, развернувшись, как лента, и зигзагообразно поползла к Леварту, который стоял на коленях. Подползла, медленно подняла голову и чуть больше четверти длины тела. Этого было достаточно, чтобы иметь возможность смотреть ему в глаза.

В этот раз перед шумом и звоном в ушах появились пульсирующие и светящиеся в глазах концентрические круги, которые возникали и исчезали, как круги на воде. Леварт почувствовал, как у него зябнут и немеют пальцы рук. Воздух в яру, который до этого момента был неподвижным, горячим и затхлым, вдруг остыл и ожил. Он почувствовал ветер на лице и в волосах. Излученные из глаз змеи круги взрывались в узорчатую мозаику, в мерцающий и изменяющийся узор. Из узора образовалась скалистая пустыня. Залитая ослепляющим солнцем пустошь.

Порывы ветра развевали волосы. Вихрь поднимал песок, песчинки кололи лицо. Под копытами хрустели камни и гравий. В левой руке — мокрый от пота ремень поводьев, в правой — короткая кавалерийская сарисса. [54]У левого бедра — копис, [55]кривой меч с односторонней заточкой лезвия.

Вороной конь поворачивает голову, сверкает глазами. Его зовут Зефиос, Западный Ветер. Всадник с правой стороны — это Бризос, фракиец. Тот, что слева — Стафил, фригиец. И остальные наемники из Фракии, Панонии, Илирии и других стран. Все они составляют продрому — легкую кавалерию, авангард армии Александра, Великого царя Македонии. Она насчитывает пятьдесят коней тетрархии в составе третьей илы. Я — тетрарх Герпандер, сын Пирра. Веду отряд долиной реки Арахозии, направляемся в Гозаку, оттуда в Паропамисады, к гарнизону в Ортоспане, [56]городе, лежащем в тридцати стадиях южнее от недавно основанной Александрии Кавказской.

Потому что достигающие неба, ослепительно сверкающие горы на севере называются Индийским Кавказом или Паропамисадом. А на языке горных племен — Гинду Кушем.

Изображение треснуло, как стекло, видение исчезло. Но из глаз змеи почти тут же излучилось следующее.

Горное ущелье, скалы причудливой формы, создающие что-то наподобие ворот, ведущих прямо на просторное, залитое солнцем пустынное место. Сквозь ворота проходит войско. Впереди шагает кавалерия, уланы в тюрбанах, с трепещущими на ветру флажками на копьях. За ними конная артиллерия, пушки, упряжки, всадники в обшитых тесьмой куртках. За ними длинная колонна пехоты в серо-бурой форме и пробковых шлемах. Пехотинцы поют, их песнь разносится бодро и боевито.

Our hearts so stout have got us fame

For soon ’tis known from whence we came

Where’er we go they fear the name

Of Garryowen in glory! [57]

Блеск штыков, колышущихся над головами пехоты, на мгновение заслепил Леварта, он зажмурил глаза. Когда их открыл, войска уже не было.

Был черный дым, стелющийся по дну скалистого ущелья. Был дымящийся остов бэтээра. Транспортер, должно быть, наехал на мину левым передним колесом, поскольку оно было полностью вырвано, просто исчезло. Левое колесо второй пары с разорванной в клочья шиной опиралось на землю ободом. Броня бортов за колесом была смята и искорежена. Были почти полностью вырваны и причудливо изуродованы два передних листа брони, верхний и нижний. Леварт уже видел машины, подорванные таким способом, и знал, что случилось. БТР наехал на две итальянские мины ТС-6, уставленные одна на другую, дополнительно усиленные закопанным под ними десятикилограммовым зарядом тротила. Он знал, что водитель и командир подорванного таким образом транспортера не имели ни малейших шансов выжить. А из экипажа и десанта смерть забрала по меньшей мере половину солдат. На земле, в клубах дыма, стелющегося из разбитого бэтээра, кто-то сидел. Это был солдат. Разодранная песчанка на его сгорбленной спине уже не была песочного цвета, она была смолисто черной. И дымила. Леварт приблизился к нему. Подошел так, чтобы зайти спереди, чтобы увидеть его лицо. Оказалось, что это невозможно. Создавалось впечатление, что земля крутится. Вращается, как карусель. С какой бы стороны он ни заходил, постоянно видел только обгорелую спину и сгорбленные плечи, с которых поднимался дым. Опаленные волосы на затылке. Кровавые, заполненные плазмой ожоги и волдыри на шее. Лицо солдата он увидеть не мог. Тем не менее, он знал, что этот солдат — Валун. Сержант Валентин Трофимович Харитонов.