Битва близнецов - Трейси Хикмэн Страница 20

На лице Карамона все еще сохранялось недоверчивое выражение: он не очень-то поверил в рассказанную Крисанией историю. Однако жрица была настроена решительно, и Карамон наконец понял, что иного выбора у него нет: Рейстлину час от часу становилось все хуже, он весь горел в жару и временами начинал бредить.

Всякий раз, приходя в себя, он сердито осведомлялся, почему Крисания до сих пор здесь.

* * *

Вскоре жрица отправилась в путь, отважно бросив вызов ужасам Рощи и не менее страшным улицам Палантаса. Все обошлось благополучно, и вот теперь она опустилась на колени рядом с ложем мага.

— Рассказывай с самого начала! — велел Рейстлин. — Ничего не пропускай.

Крисания, взволнованная страшной прогулкой через Рощу и по коридорам Башни, молча кивнула и попыталась взять себя в руки. Кое-как приведя в порядок мысли, она начала свой рассказ.

— Я отправилась в Большую библиотеку и сказала, что хочу видеть Астинуса,

— сказала она, нервным жестом поправляя складки простого белого плаща, который Карамон купил для нее в городе вместо изорванной и испачканной кровью жреческой одежды. — Эстетики не хотели пускать меня, и мне пришлось показать им медальон Паладайна. Представляешь, в какое смятение они пришли!.. — Крисания улыбнулась.

— Минуло более ста лет с тех пор, как старые боги покинули Кринн, так что в конце концов один эстетик отправился доложить Астинусу. Некоторое время мне пришлось подождать, однако в конце концов меня отвели в кабинет летописца, где он просиживает дни напролет и порой задерживается далеко за полночь…

Крисания замолчала, испугавшись пристального взгляда Рейстлина. Ей вдруг показалось, что, будь его воля, маг вырвал бы слова из ее груди вместе с ее сердцем. Крисания потупила взгляд, но, взяв себя в руки, продолжила. Теперь она старалась не смотреть на Рейстлина.

— Я вошла в кабинет, а он… он сидел и писал. Мне показалось, что он не обращает на меня внимания. Потом приведший меня Эстетик назвал мое имя.

«Крисания из рода Тариниев» — так я, по твоей просьбе, представилась у дверей библиотеки, и именно так обо мне и доложили. Тогда… — Жрица нахмурилась и ненадолго замолчала.

— Что? — Рейстлин нетерпеливо подался вперед.

— Тогда Астинус поднял голову, — ответила Крисания, — перестал писать и сказал: «Ты?!» — таким страшным голосом, что я невольно вздрогнула, а Эстетик побледнел. Однако, прежде чем я успела спросить, что он имел в виду и откуда ему известно мое имя, Астинус схватил свое перо и, вернувшись к тем строкам, которые дописывал уже при мне, немедля и решительно их вычеркнул!

— Вычеркнул… — задумчиво пробормотал Рейстлин, и взгляд его стал рассеянным. — Вычеркнул, — повторил он, откидываясь на подушки.

Крисания молчала до тех пор, пока маг сам не прервал своих размышлений.

— Что было дальше? — слабым голосом спросил Рейстлин.

— Астинус исправил что-то в том месте, где он ошибся, а потом снова взглянул на меня. Я подумала, что сейчас он опять рассердится. Эстетик, должно быть, тоже испугался, потому что весь дрожал, но на этот раз Астинус был спокоен. Кивком головы он отпустил Эстетика и пригласил меня сесть. Затем спросил, для чего я пришла к нему. Я рассказала Астинусу, что мы разыскиваем Врата. Как ты и научил меня, я рассказала, что по нашим сведениям они должны были находиться в Башне Высшего Волшебства в Палантасе, однако, проверив свои предположения, мы убедились, что их там нет. В ответ на мои слова Астинус кивнул, словно ничего удивительного здесь для него не было. «Когда Король-Жрец пытался завладеть Башней, — сказал он, — Врата были перенесены в безопасное место. В свое время они могут вернуться в Палантасскую Башню, но сейчас их действительно там нет». «Тогда где же они?»

— спросила я. Астинус очень долго не отвечал. Наконец он сказал… — Крисания замолчала и, обернувшись через плечо, бросила взгляд на Карамона, словно давая ему понять, чтобы он держал себя в руках. Рейстлин, однако, перехватил ее взгляд.

— Рассказывай! — хрипло потребовал он.

Крисания глубоко вздохнула. Она хотела вновь спрятать взгляд, но маг схватил ее за запястье и, несмотря на свою болезненную слабость, стиснул так сильно, что жрица не смогла высвободиться из его цепких пальцев.

— Он сказал… сказал, что эти сведения будут тебе кое-чего стоить, — пробормотала Крисания. — Он сказал, что у каждого человека есть цена, за которую он оказывает определенные услуги, даже у него.

— Стоить… стоить мне… — еле слышно повторил Рейстлин. Глаза его сверкали.

Крисания вновь безуспешно попыталась вырвать руку, так как пожатие Рейстлина причиняло ей боль.

— Что же это за цена? — спросил Рейстлин.

— Он сказал, что ты сам знаешь! — выдохнула Крисания. — Он сказал, что ты обещал ему эту вещь давным-давно.

Рейстлин выпустил ее руку, и жрица отпрянула от кушетки, потирая запястье и избегая сочувственного взгляда Карамона. Маг, не обращая внимания ни на брата, ни на Крисанию, вновь откинулся на подушки. Лицо его вытянулось, побледнело, а во взгляде появилась мрачная решимость.

Крисания встала и отошла к столу, чтобы налить себе воды, однако руки ее дрожали так сильно, что она расплескала полкружки себе на платье. Карамон помог ей налить воды. Лицо его было хмуро.

Крисания, проследив за его взглядом, заметила на своем запястье следы пальцев Рейстлина. Поставив стакан на стол, Крисания быстро одернула рукав, чтобы скрыть белые пятна на коже.

— Он не хотел, — тихо сказал жрица. — Боль заставляет его терять терпение.

Что наши страдания по сравнению с его? Ты должен понимать это лучше других, Карамон. Он настолько увлечен своими грандиозными планами, что не замечает, когда делает другим больно.

С этими словами Крисания вернулась к магу, который по-прежнему неподвижно лежал на кушетке, устремив невидящий взгляд на огонь.

— Он все знает, — пробормотал гигант себе под нос. — Теперь-то я понимаю: он обо всем знал с самого начала!

* * *

Астинус Палантасский, хронист Кринна, сидел в своем кабинете и записывал историю. Время давно перевалило за полночь. Эстетики уже несколько часов назад заперли двери Большой библиотеки, заложив их тяжелыми засовами. Мало кто допускался в библиотеку в течение дня, ночью же и вовсе никого не пускали.

Однако замки и засовы ничего не значили для человека, который пошел этой ночью в библиотеку и теперь стоял перед Астинусом, словно изваяние, высеченное из тьмы.

Но летописец даже не поднял головы.

— Я уже начал беспокоиться, куда ты запропастился, — сказал он вместо приветствия.

— Я был болен, — отозвался гость. Он неуверенно кашлянул, словно проверяя, действительно ли болезнь оставила его.

— Теперь, надеюсь, тебе лучше? — спросил Астинус, продолжая скрипеть тростниковым пером.