Город Эмбер. Побег - Дюпро Джин Страница 20

Размышляя об этих грустных вещах, Лина терпеливо ждала, когда придет ее очередь подойти к стойке, за которой работала Лиззи. Добравшись наконец до подруги, она оперлась на прилавок и прошептала:

— Можем встретиться после работы? Я подожду тебя у выхода.

Лиззи с готовностью кивнула. В четыре часа Лиззи появилась в дверях складов. Лина кинулась к подруге:

— Слушай, давай зайдем ко мне на минуту. Я хочу кое–что показать тебе.

— Конечно, — ответила Лиззи, и подружки отправились к Лине.

Лиззи тараторила без умолку:

— Ох, у меня так рука болит, просто кошмар. Пишу целый день, не переставая, а нам говорят экономить бумагу и писать самыми махонькими буковками, а теперь у меня жуткая судорога в запястье и в пальцах. А люди! Ох, какие они грубые! Сегодня вообще был ужас. Я говорю одному парню: «Не могу я вам выдать пятнадцать банок кукурузы, вам полагается только три». А он мне: «Слушай, кончай мне голову морочить, я только вчера этих банок паршивых целую кучу видел в магазине на Потт–стрит». А я ему: «Ну так, наверное, поэтому у нас их так мало и осталось», а он:

«Не умничай, ты, рыжая!» Кошмар, да? А что я могу сделать–то? Что мне, из воздуха эти банки достать?

Они пересекли Хакен–сквер, обогнули ратушу и пошли по Ровинг–стрит. На улице не горели три фонаря подряд, и вдоль домов легли черные тени.

— Лиззи, послушай. — Лина наконец прервала нескончаемый поток болтовни подружки. — Скажи мне, насчет лампочек — это правда?

— Что насчет лампочек?

— Что их немного осталось. Лиззи пожала плечами:

— Я не знаю. Нас ведь не пускают вниз, в хранилища. Все, что мы видим, — это рапорты, которые представляют доставщики: сколько вилок осталось в хранилище № 1146, сколько дверных ручек в № 3291, сколько пар детской обуви в № 2249…

— И что же написано в рапорте по электрическим лампочкам?

— А я его ни разу не видела, — беззаботно откликнулась Лиззи. — К этому рапорту и еще некоторым, например к витаминному, имеют допуск всего несколько человек.

— Кто?

— Ну, мэр Коул, конечно, и еще Висломордый.

Лина взглянула на подругу вопросительно.

— Да ты его знаешь, старый Фарло Баттен, начальник складов. Он такой придира, Лина, ты бы его просто возненавидела! Он записывает нам опоздание, даже если мы придем на работу в две минуты девятого, и стоит у нас над душой, когда мы пишем, а это ужасно, потому что у него так воняет изо рта, а потом он тычет пальцем в строчку, которую ты только что написала, и нудит: «Это слово не разобрать, то слово тоже не разобрать, эти цифры неразборчивы». Любимое словечко у него — «неразборчиво».

Когда они наконец добрались до дому, Лина на секунду заглянула в лавку, чтобы поздороваться с бабушкой, а потом подружки поднялись по лестнице в квартиру. Лиззи жаловалась, как это ужасно — стоять на ногах целый день, как у нее болят от этого колени и как жмут башмаки, — и прервала свои жалобы только на секунду — поздороваться с миссис Эвелин Мердо, которая сидела у окна с Поппи на руках. А потом снова затараторила.

— Лин, а ты где была во время долгого отключения? — спросила она, но тут же воскликнула, не дожидаясь ответа: — Я–то дома была, к счастью! А правду говорят, на улице очень страшно было?

Лина коротко кивнула. Она не хотела вспоминать тот день.

— Ненавижу эти отключения, — продолжала трещать Лиззи. — А знаешь, что люди говорят? Что свет будет отключаться все чаще и чаще, пока однажды, — она запнулась, на секунду нахмурилась, но тут же защебетала еще более беззаботно, чем раньше: — Ну и ладно, со мной, во всяком случае, ничего плохого не случилось. Наоборот, я сразу, как свет обратно включили, решила: дай–ка наряжусь получше и сделаю себе новую прическу.

Лина устало подумала, что Лиззи похожа на часы, пружину которых слишком сильно завели и которые поэтому слишком быстро идут. Лиззи всегда была такой, но сегодня она выглядела более возбужденной, чем обычно. Ее глаза блуждали, пальцы нервно теребили подол куртки. Она как–то потускнела, а ее знаменитые веснушки казались просто брызгами грязи на бледном лице.

— Лиззи, — сказала Лина, увлекая ее к столику в углу комнаты. — Дай я тебе кое–что покажу…

Но Лиззи не слушала ее.

— Ты такая везучая, что ты вестник, — тараторила она. — Это, наверное, так классно работать вестником! Я бы и сама хотела. И у меня бы так хорошо это получалось! А моя работа такая скучная!

Лина внимательно посмотрела на подружку:

— Неужели тебе в ней совсем ничего не нравится?

Лиззи вдруг как–то криво ухмыльнулась:

— Нет, кое–что нравится.

— Что же?

— Не могу сказать. Это секрет.

— Вот как, — сухо сказала Лина, подумав про себя: «Ну и не говорила бы тогда вовсе».

— Может быть, я расскажу тебе когда–нибудь, — продолжала Лиззи. — Я пока не знаю.

— Ну и ладно, — бросила Лина. — Моя работа мне, во всяком случае, нравится. Но я хотела поговорить с тобой о другом. Смотри, что я вчера нашла.

Она убрала со стола ящик и подняла лист бумаги, которым был накрыт склеенный документ. Лиззи взглянула на клочки бумаги:

— Это тебе кто–то такое послание передал? А почему оно все рваное?

— Нет, это было у нас в чулане. Поппи добралась до этой бумаги и чуть не съела ее. Поэтому все это в таком виде. Но посмотри на этот почерк. Разве не странно?

— Ага, — сказала Лиззи равнодушно. — А знаешь, у кого очень–очень милый почерк? У Милы Боун, мы вместе работаем. Это надо видеть — у букв «р» и «у» такие миленькие хвостики, а заглавные буквы все с такими стильными петельками. Конечно, Висломордый ненавидит все это, говорит, что это «неразборчиво», и…

Лина вздохнула и снова бережно накрыла склеенный документ чистым листом бумаги. С какой стати она вообще решила, что Лиззи проявит интерес к ее находке?

С Лиззи было всегда весело. Но это веселье было неизменно связано с какой–нибудь беготней — прятками, пятнашками и вообще всякими подвижными играми, где требуется быстро бегать, ловко прыгать и куда–нибудь залезать. Лиззи вряд ли можно было бы заинтересовать хоть чем–то написанным на бумаге.

Так что Лина убрала документ с глаз долой, села рядом с подругой и рассеянно слушала ее щебетание, пока та не иссякла окончательно.

— Я, пожалуй, пойду, — сказала Лиззи. — Как здорово было повидаться с тобой, Лина! Я скучаю по тебе. — Она встала и слегка взбила свои волосы. — А ты вроде хотела мне что–то показать? Ах, ну да, этот смешной почерк… Правда, очень, очень мило. Везет тебе, найти такое! Приходи ко мне поскорее еще раз, ладно? Я так скучаю в своей кошмарной конторе.

Вечером Лина сварила свекольник. Поппи тут же разлила его и устроила на столе красное озеро. Бабушка смотрела в тарелку, помешивая суп, но есть так и не стала.