О людях и бегемотах - Сергей Мусаниф Страница 20

– Это идеальная модель демократии, – сказал Лева. – У вас она сработала, но у нас на Земле – нет.

– Почему?

– Не знаю. Всегда есть недовольные.

– У нас тоже. Но они вынуждены мириться с мнением большинства.

– А у нас нет.

– Вам просто не хватает самодисциплины.

– Возможно, – сказал Лева.

– И что же делают ваши недовольные?

– Всякое разное, – сказал Лева. – Но самый действенный способ влиять на решения того или иного политика называется коррупцией.

– Но это же противозаконно, – сказал Юнга.

– Это работает, – сказал Лева. – К тому же тебя сильно волнует, законны мои действия или нет, когда на кону существование твоей расы?

– Не сильно, – сказал Юнга. – Но должен сказать, что вы – очень странная форма жизни.

– Вы тоже.

– Коррупция, – фыркнул Юнга. – Так называется процесс, в ходе которого ты выбираешь политика, обещающего сделать одно, и заставляешь его делать совершенно другое. А почему нельзя сразу выбрать того человека, который обещает сделать другое?

– Потому что на первоначальной стадии они все обещают сделать одно и то же, – сказал Лева. – Таковы особенности земной демократии.

– Вот я и говорю, что вы – странная форма жизни, – сказал Юнга. – Итак, ты собираешься заняться коррупцией?

– Угу, – сказал Лева. – Повлиять на президента или премьера мы не можем, зато нам вполне по силам заняться политиками рангом пониже. Всякими министрами и депутатами.

– Поэтому ты собираешься стать религиозным деятелем?

– Типа того, – сказал Лева.

На самом деле он собирался стать вовсе не религиозным деятелем, но объяснить гиптианам, кем именно он собирался стать, не представлялось возможным по причине полного непонимания самого этого явления с их стороны.

На Гип-то существовала преступность, но она была отклонением, а не нормой, и индивидуумы с криминальным складом ума встречались в количестве единицы на сотню тысяч. Основной криминальный фон составляло воровство, причем почти половину случаев составляли кражи интеллектуальной собственности. Изредка встречались похищения, раз в поколение совершалось убийство. Но в силу своей природы гиптиане никак не могли взять в толк, как преступность может быть организована. На Гип-то преступления совершали одиночки, которые были изгоями и считались тяжелобольными существами. Шанс, что два таких изгоя будут жить в одной местности в одно и то же время, был достаточно мал сам по себе, поэтому никак невозможно было представить, что несколько таких индивидуумов могут встретиться и спланировать совместную операцию.

Слово «организованная» в гиптианском языке никак не вставало рядом со словом «преступность».

Россия же в те далекие времена, когда происходили эти события, по праву считалась одной из самых криминальных стран планеты Земля.

Как? – скажете вы. А как же коза ностра, якудза, триады, колумбийские картели и молодежные африканские группировки?

Чушь, скажу я. Коза ностру с ее мудрыми и всезнающими донами сделали популярной Марио Пьюзо и Фрэнсис Форд Коппола, не без помощи Марлона Брандо и Аль Пачино, разумеется. Якудза с извращенными самурайскими кодексами чести стала известной благодаря тому, что после Уильяма Гибсона каждый уважающий себя писатель, работающий в жанре киберпанка, считал ее необходимым атрибутом подобного рода произведения [11]. Триады? Кто вообще слышал о триадах в реальной жизни? Медельинский картель в паре с картелем Кали наводят ужас на всю Колумбию, но в мире их знают только благодаря Тому Клэнси, Харрисону Форду и «Явной угрозе». А кого, кроме добропорядочного белого человека, проезжающего через ночной Гарлем, могут испугать обкуренные растаманы с длинными волосами, торчащие под музыку Боба Марли, или обвешанные цепями рэперы, чьим кумиром навсегда останется Эм Си Хаммер?

Другое дело – братва.

Только слепые и глухие отшельники, жившие высоко в Тибетских горах, лишенные телевизора и мобильного телефона, как и прочих других удобств цивилизации, могли не слышать о российской братве конца XX – начала XXI века. Братва – явление национальное. Она родилась в России, но получила свое распространение по всему миру. По всему миру с ней пытаются бороться, и кое-где это даже получается, однако в самой России братва непобедима. Криминальные авторитеты с азиатскими кличками были арестованы в Америке и Европе. В Швейцарии даже как-то взяли и попытались посадить Михася, однако ничего у них не вышло. Вот уж был после этого приступ патриотизма в его родной стране, концентрическими кругами распространявшийся от самого Солнцево.

В России же бороться с братвой невозможно. Это там, на Западе, Михась – бандит. А в России он авторитет, уважаемый человек, известный спонсор и меценат [12].

Братва необорима, потому что она везде. Как можно бороться с организованной преступностью в стране, где треть всего мужского населения побывала в лагерях или под следствием? Где блатная песня выделена в отдельный жанр, названный красивым нерусским словом, под который даже состряпали отдельную радиостанцию? Где тиражи Михаила Круга или Ивана Кучина по отдельности запросто перебивают тиражи Пугачевой, Джо Коккера и Рики Мартина, взятые вместе? Где братва на улицах, в бизнесе, во власти и на телевидении? В стране, где Петербург – бандитский, а Москва – воровская. Где наряду с «Убойной силой», «Ментами» и «Спецназом» по вечерам идет «Бригада», собирая не меньшие рейтинги? Где образ Робина Гуда из Шервудского леса, принца на белом скакуне и отморозка на БМВ с дробовиком под сиденьем слился воедино? Где все авторитеты известны в лицо, поименно и описаны в книгах и тем не менее живут на свободе и чувствуют себя гораздо лучше, чем большинство добропорядочных граждан?

Именно поэтому гиптиане и не могли понять, что все это – преступники. В их представлении мафия была сродни курии, некоей религиозной организации со своим четким уставом, разграничением обязанностей и строгой вертикалью командования. И когда Леве удавалось выбросить из головы картину разгневанного Папы Римского, отлучающего гиптиан от церкви, он находил, что в этой метафоре есть и своя правда.

Богохульство и ересь? Возможно. Но поменяйте местами некоторые термины и убедитесь сами.

Пусть кардиналы станут смотрящими, а проповедники и миссионеры – разводящими. Пусть ежедневные службы заменят стрелки и разборки, пусть шестерки назовутся неофитами, а киллеры – инквизиторами, и бригады отморозков превратятся в воинственный религиозный орден тамплиеров. Но это же просто организация, скажете вы. А как же вера, спросите вы.