Черным по черному - Тим Пауэрс Страница 20

Под отзвуки деяний и речей,

падения в прах устоев и империй

сменяются века.

Альфред Теннисон

Глава 6

Когда Даффи проснулся, на подушке остались разбросанными обрывки его сна. Ему и раньше случалось видеть неоспоримое свидетельство того, как образы из снов проявляются на дневной свет, и он принялся терпеливо разглаживать простыни, на которых проступали лежащие предметы, пока очертания не рассеялись подобно дыму. Он спустил на пол ноги и устало взъерошил волосы, когда испуганный кот метнулся с постели на подоконник. Что же это за сон, подумал он, от которого остается ерунда вроде нескольких ржавых кольчужных колец и старого кошелька Ипифании?

Пошатнувшись, он со стоном поднялся и попытался сообразить, который час и чем ему предстоит сегодня заняться. К крайнему своему отвращению, он понял, что весь провонял прокисшим пивом. «Господи, – подумал он, – за три недели, что я служу вышибалой у Циммермана, я выпил пива больше, чем трое постоянных посетителей, даже четверо, если считать, что я пролил на себя». Натянув штаны и рубаху, он отправился взглянуть, где бы вымыться.

Внизу со скрипом отворилась кухонная дверь, и в комнату прислуги вразвалку вошел трактирщик. Башмаки с тупыми носами значительно постукивали по каменному полу. Он принарядился и в широкой накидке бургундского бархата на голубой шелковой подкладке казался почти квадратным.

Анна высунулась из кухни.

– Ну, Вернер, и где ты пропадал всю ночь? Вернер приподнял бровь.

– Всяко бывает, – небрежно ответил он. – Гостил у Иоганна Кречмера. Ты поди никогда о нем и не слыхала?

Анна задумалась.

– Это не сапожник с Грайхенгассе? Трактирщик возвел глаза к потолку.

– Другой Кречмер, тупица. Знаменитый поэт.

– Угу. Боюсь, со знаменитыми поэтами я не знаюсь.

– Ясное дело. Он издает книги, и сам король Карл пожаловал его своей милостью. Вернер присел на корзину.

– Нацеди-ка мне стаканчик бургундского, ладно?

– Сию минуту. – Анна на мгновение исчезла и вернулась со стаканом красного вина, который вручила трактирщику. – А тебе он кем приходится?

Вернер надул губы и неодобрительно передернул плечами.

– Скажем… собратом по перу. Он как-то умудрился отыскать обрывки моих ранних сочинений, так… юношеские шалости, ничего общего с последними моими работами, и он сказал мне… сейчас… вот его слова: подобного изящества письма мир не знал со времен Петрарки.

– Времен чего?

– Провались ты! Петрарка был поэт. Зачем я только нанимаю такую деревенщину?

Даффи, свежевыбритый и уже гораздо меньше напоминающий самому себе иллюстрацию «Кары за грехи», спустился по лестнице и вошел в комнату, где еще витал запах похлебки.

– Анна! – бодро окликнул он. – Как насчет завтрака, а?

Вернер выпрямился.

– Завтрак уже убрали, – бросил он. – Тебе придется ждать обеда.

– Не беда, – отмахнулся Даффи. – Придется самому пошарить на кухне – что-нибудь да найду. – Он пригляделся к трактирщику. – Ну и ну! Как мы расфуфырились! Позируем для портрета?

– Он навещал какого-то почитателя своих стихов, – пояснила Анна. – Старого… как его… Петрарку.

– Да уж он поди совсем теперь одряхлел, – согласился Даффи. – Стишки, а, Вернер? Надень как-нибудь колпак посмешнее, нацепи цимбалы на коленки и почитай мне свои сочинения. – Он подмигнул. – Что-нибудь непристойное.

Пока Даффи говорил, на колокольне собора Святого Стефана зазвонили колокола, и Вернер махнул рукой в ту сторону.

– Спишь до десяти часов, да? Что ж, наслаждайся, пока позволяют.

Даффи понял, что Вернер ждет вопроса о том, что он имеет в виду, поэтому обратился к Анне:

– Ты не видела Пиф? Я должен был…

– Возможно, тебе небезынтересно будет узнать, – холодно прервал его трактирщик, – что в твоей комнате поставят три новые койки. Нет, четыре! В город прибывает все больше солдат, и надлежит их размещать. Ты, надеюсь, не против?

– Какой разговор! – ухмыльнулся Даффи. – Я сам старый вояка.

Вернер смерил ирландца пристальным взглядом, отвернулся и направился к лестнице; его шляпа со страусовыми перьями болталась на шнурке, точно птичка на неудобном насесте.

Когда он удалился, Анна неодобрительно покачала головой:

– Что бы тебе не быть с ним полюбезнее? Так ты только лишишься хорошей работы.

Даффи вздохнул и взялся за засов двери в трапезную.

– Анна, это препоганая работа. Когда в двенадцать лет я чистил конюшни, было и то лучше. – Он распахнул дверь и широко улыбнулся. – Что до Вернера, так он сам напрашивается. Ха! Поэзия, помилуй бог! – Он покачал головой. – Вот что… Пиф собиралась оставить на кухне сверток с едой и всякой мелочью, не посмотришь? Утром я должен был занести это ее отцу. И не подашь ли мне поправиться… хмм… после вчерашнего?

Она вытаращила глаза:

– Знаешь, Брайан, не будь я уверена, что к Рождеству турки всех нас перережут, я бы сильно о тебе беспокоилась.

Пройдя залитую солнечным светом трапезную, Даффи присел к облюбованному столу. Первые посетители уже коротали за кружкой пива время между завтраком и обедом, и Даффи пригляделся к ним повнимательнее. За самым большим столом разместилось с полдюжины швейцарских ландскнехтов из числа тех, что явились в город неделю назад, как выяснилось, по уговору с Аврелианом, а за ними в углу сидел высокий чернокожий человек в красной феске. Господи помилуй, черный мавр, подумал Даффи. Он-то что здесь делает?