Чародей с гитарой - Алан Дин Фостер Страница 20

– Мадж, я просто спрашивал его из любопытства. Мне знакомы некоторые из слов. Но он пользовался ими иначе. Вот ведь и ты умеешь заставлять булавки плясать. Неужели здесь каждый может ворожить?

– Это у нас всяк может. – Мадж пропустил глоток черного зелья. – Тока больше одного-двух фокусов редко кому удается. Боюсь, булавки – это мой предел. А до соплей хочется узнать его заклинание насчет золотишка. – Тут взгляд его перекочевал налево, и выдр широко ухмыльнулся. – Однако в некоторых случаях определенные формы левитации мне вполне удаются. – Рука его двинулась с быстротой, на которую способны одни только выдры.

То, что пикантно одетая полная бурундучиха смогла удержать шесть полных кружек, с которыми она маневрировала в толпе, было чудом само по себе. Джон-Том даже дернулся в сторону, чтобы посуда не попадала на него.

Разъяренная бурундучиха обернулась к Маджу, сидевшему с невинным выражением на физиономии:

– Прибери-ка руки, жук навозный! Еще раз распустишь, спущу тебе за жилет целую кружку.

– Но, Лили, – запротестовал Мадж. – Да я же помочь тебе хотел!

Она замахнулась всеми кружками сразу, и Мадж в притворном страхе, улыбаясь, прикрыл лапами физиономию. Но попусту тратить зелье не было смысла, и бурундучиха направилась дальше, расталкивая толпу локтями. Хвост вызывающе покачивался из стороны в сторону, короткое платьице не доходило и до колен. Золотистое с серыми аппликациями, оно прекрасно гармонировало с красно-бурым мехом и черно-белыми полосками на спине.

– Ну, чего я тебе говорил, приятель? – Мадж ухмыльнулся Джон-Тому, поднося кружку ко рту.

Тот попробовал улыбнуться в ответ, понимая, что выдр хочет развеять охватившее его уныние, и решил поддержать шутку.

– Слишком уж короткая твоя левитация, и бурундучихе она вовсе ни к чему.

– При чем здесь она? – Выдр ткнул себя пальцем в грудь и захохотал. – Такая левитация – для меня самого. – Сложив обе лапы на волосатой груди, он наслаждался собственным остроумием.

На окна спустили дощатые ставни, кто-то притушил свет масляных ламп. Начавший было подниматься Джон-Том ощутил на своей руке ладонь выдра.

– Торопишься, шеф, нас никуда не просят. – Глаза выдра поблескивали. – Наоборот. Теперь предстоит развлечение. – Он показал на кольцеобразную стойку.

На нее из дыры в потолке медленно опускалось нечто вроде дерева, подвешенного вверх корнями. Ветви зеленели свежей листвой – ее, видимо, время от времени обновляли. Незримый, как и прежде, оркестр завел новую мелодию. Теперь, как отметил Джон-Том, главную роль играли ударные, выбивающие неторопливый чувственный ритм.

Изменился и тон выкриков, раздававшихся в зале. Совершенно хаотичный гул превратился в негромкий ропот нарушающийся взрывами комментариев, в основном похабного содержания.

Мадж переставил кресло и теперь сидел возле Джон-Тома. Он не отводил глаз от искусственного дерева и все тыкал своего спутника в ребра.

– Ты, друг, гляди щас. Во всем Линчбени ничего красивее не увидишь.

Из темного отверстия в потолке выглянуло какое-то животное, вызвав своим появлением общий вопль восторга внизу. Оно исчезло, кокетливо высунулось вновь. Стройная худощавая фигурка осторожно и медленно спускалась по ветвям эрзац-дерева. Существо это, футов трех с половиной ростом, наделено было хвостом длиной полфута и с ног до головы покрыто ослепительным снежно-белым мехом; только кончик хвоста чернел.

Костюм его – если так можно назвать подобное одеяние – состоял из многих слоев черной прозрачной вуали, сквозь которую просвечивала белая шубка. Мордочка была раскрашена красным, сложные завитки и узоры сбегали с нее на плечи и грудь, исчезая под воздушными складками. Тюрбан из черной вуали был украшен драгоценностями. Наконец, Джон-Том с восхищением заметил длиннющие накладные ресницы.

Это ослепительное создание, призрачное млекопитающее, настолько завораживало взгляд, что Джон-Том не сразу признал, что за животное перед ним. Тонкий и сильный торс мог принадлежать лишь представительнице куньих. Видение улыбнулось, обнажив острые мелкие зубки. Сомнений не оставалось: перед ним была горностаиха во всей своей зимней красе. Вот, значит, в какое время года он угодил сюда, а ведь и не подумал поинтересоваться. В том, что перед ним самочка, трудно было усомниться.

И самцы всех видов сразу застыли в ожидании, глядя вверх на экдисиастку-горностаиху [3], уже возящуюся с застежками на первой вуали. Она расстегнула одну, следом вторую. Посетители ответили одобрительными воплями удивительной смесью воя, свиста, визга, писка и лая. Змеиными движениями она начала выползать из покрывал.

Джон-Тому и в голову не приходило, что животное может показывать стриптиз. В конце-то концов под последней одеждой окажется мех, а не обнаженная человеческая плоть. Но, как оказалось, эротика мало связана с наготой. Возбуждали сами движения – изгибы и повороты, – которых не смогла бы повторить ни одна женщина. Том обнаружил, что танец захватил и его.

Под одобрительные крики толпы вуаль следовала за вуалью. Холодное безразличие, которое Джон-Том пытался изображать, давно уступило место томлению. Он оказался столь же восприимчивым к красоте животного, как и все вокруг. Движения горностаихи выходили за пределы возможностей самой гибкой из женщин, она проводила свое представление с изяществом и благородством герцогини.

Только холодный кусок гранита мог остаться равнодушным к фигурке, вьющейся между ветвей и листьев, проглаживающей их телом и ладонями. В комнате стоял тяжелый мускусный запах – должно быть, взволновались все самцы сразу.

Наконец соскользнула последняя вуаль, перышком поплывшая к полу. Музыка частила вместе с плясуньей. Покрытая белым мехом задняя часть ее тела, отрицая всяческую гравитацию, вибрировала маятником, содрогаясь вместе с белым хвостом в такт музыке.

Музыка впала в неистовство, когда, держась уже за самые нижние ветви, горностаиха выполнила последнюю серию абсолютно невозможных движений, мгновенно пояснивших Джон-Тому, зачем нужна кольцеобразная стойка. Это была крепостная стена, за которой тяжело вооруженные повара и бармены могли отразить истерический натиск распаленной аудитории.

Длинноухий кролик, надо думать, самец, ухитрился сграбастать горстью черный кончик хвоста, который у него игриво, но твердо вырвали. Пока горностаиха раскланивалась и посылала поцелуи публике, коренастый и крепкий самец рыси затолкал кролика в толпу посетителей. Потом артистка скользнула по ветвям наверх и, с последним плавным изгибом, исчезла в потолке.

Ставни и шторы торопливо подняли. Опять начались разговоры, все вернулись к обыденным темам. Только официантки и официанты молекулами кислорода в узких кровеносных сосудах протискивались среди столиков.

– Ну че, видал, кореш, а? – проговорил Мадж с видом человека, только что выписавшего чек на огромную сумму. – Уж ежели я сказал, значит… – Он умолк, странно поглядывая на Джон-Тома.