И придет волчица… - Ирина Шевченко Страница 20

Я обещала больше не плакать, солнце мое, но как же это бывает трудно.

– Не спрашивайте ее об этом, тэр, – вдруг вступилась за меня лафия. – Люди не любят рассказывать про такое. Это грустно.

– Не стану, милая тэсс, – кивнул орк. – Это действительно грустно.

Лицемер!

– Жалеешь, что не ты убил его?

– Нет, принцесса. Мне жаль, что он умер так. Он заслуживал лучшей смерти. – В ровном голосе в самом деле прорезалась печаль.

– Ты странный, Убийца. И он был странный. Все вы, с Эльмара, ненормальные.

– Что есть норма, принцесса? – спросил он спокойно. – Ты считаешь, что я ненормальный, потому что дарую никчемным тварям достойную смерть. А я считаю, что ты ненормальная, потому что у тебя хорошая техника, но меч, который не подходит ни к руке, ни к шагу.

– Ты псих, Убийца, – вздохнула я, рассматривая свой меч. – Тебя нужно с Гайли познакомить.

– Я уже знаком с доктором Миалланом. И смею заметить, он ответственно подходит к выбору оружия.

– Все вы ненормальные. Чокнутые эльфы, чокнутые орки. И я в вашу компанию не хочу.

– Ты уже в нашей компании, открывающая. И все мы, приобщившиеся к тайне врат, – ненормальные. Ибо один мир – одна норма, другой мир – другая. Если в каждом новом мире ты будешь пытаться жить по его нормам, на самом деле сойдешь с ума. Поэтому мы никогда не меняем имен и не отказываемся от привычного образа жизни. Свой мир и свои нормы мы носим с собой, как улитка тащит за собой свою раковину. Разве это не так, принцесса?

В чем-то он был прав. Мои нормы, к примеру, не позволяли мне терпеть фривольных обращений, вроде «цыпа», «крошка» или «милашка». Слово «принцесса» тоже было в этом списке.

– Еще раз назовешь меня так, и я тебя убью. – Над моей ладонью завис огненный шар. – И мне безразлично, что это будет смерть, недостойная прославленного воина.

– Назову тебя как? – с непониманием нахмурился орк.

– Принцессой.

– А мне нравится, – напомнила о себе устроившаяся под деревом лафия.

– Вот, – ткнула я пальцем в смазливую нежить. – Ее и называй так сколько угодно.

В глазах, таких черных, что зрачок был неотделим от радужки, отразилось искреннее удивление.

– Не понимаю тебя. Зачем мне так звать ее? Разве на ней сейчас ожерелье владетельницы? Разве она была избранницей моего принца?

Я обещала больше не плакать, любовь моя, и я не стану. Лишь опустилась на траву и обхватила руками голову, чтобы она не разорвалась от убийственного стука в висках.

– Она теперь всегда такая, – донесся издалека голос майлы. – Грустная. И совсем не светится. Это потому, что ее эльфа больше нет и ей не с кем теперь танцевать.

– Прости, если обидел тебя, при… Галла. – Ромар опустился на корточки рядом со мной. – Я не желал тебе зла.

– С ума сойти! – Я сильнее сдавила пульсирующие виски. – Ты явился на Тар, чтобы убить его, а теперь говоришь, что не желал мне зла, а его зовешь своим принцем. Это тоже твоя норма?

– Я был меченосцем владетеля Стиара и принес роду Т’арэ клятву верности. И в той клятве были такие слова: «Если я не смогу спасти своего господина от смерти, я спасу его от позора». Спасти его от смерти я не мог. Если бы я не принял заказ, они нашли бы другого наемника, и последний из древнего рода принял бы смерть от пущенной из укрытия стрелы или яда. Плохая смерть для настоящего воина. Если бы я его убил, это был бы честный бой и славная смерть.

– А если бы он убил тебя?

– Это тоже была бы хорошая смерть. Для меня. А он был бы предупрежден, и тот, кого послали бы вслед за мной, не смог бы застать его врасплох.

– Разве нельзя было предупредить его иначе? Зачем кому-то из вас было умирать? Кому нужен был этот честный бой?

– Я знал, что ты не поймешь. Я не мог предупредить его, не обесчестив свое имя. Если бы я сделал это, никто больше не стал бы искать помощи Ромара Убийцы.

– Ил никогда не называл тебя так.

– Я знаю. Это был наш молчаливый уговор: он никогда не звал меня Убийцей, а для меня не существовало имени Ваол.

Он терпеть не мог это имя, так же как своего подонка отца, докатившегося до того, чтобы подослать к родному сыну убийцу. И, наверное, если сравнивать беспринципного князя Окнира и повернутого на своих нелепых принципах орка, Ромар покажется не так уж плох.

– Я планирую задержаться в этих краях, принцесса, но постараюсь ходить по дорогам, на которых нет твоих следов. – Он поднялся и развернулся к майле: – До свидания, милая тэсс. С вами я надеюсь еще встретиться.

– Буду рада, любезный тэр, – промурчала она. – Я живу здесь неподалеку, и если вы станете прогуливаться у Серебряного родничка…

– Потанцуй со мной, Ромар.

– Что?

– Потанцуй со мной. Даже это странное создание видит, как тяжело танцевать этот танец без партнера.

И я тоже ненормальная. Но разве существует понятие какой-либо нормы, когда ты – человек-дракон-маг-открывающая с ожерельем эльмарской принцессы на шее, а рядом с книгой хороших манер сидит обворожительная лафия и уже вынимает свой меч честный наемный убийца?..

– Ты сказала, он учил тебя три месяца.

– Да.

– Не верю. За этот срок ты не освоила бы и сотой части того, что только что показала.

– Зачем мне лгать? Я использовала кое-какие магические уловки, чтобы запомнить все эти приемы и стойки. Есть такая руна концентрации – можно трехтомник самых нудных сочинений заучить от корки до корки.

– А твое тело? То, как ты движешься, – тоже работа магии?

– Ну я тренировалась. У меня неплохая растяжка, подвижные суставы… И наследственность хорошая.

«Ты не учишься, малыш, – говорил отец в последнем нашем сне. – Ты вспоминаешь. Помнишь, как было с кассаэл? В тебе знания драконов и сила магов-людей. Твой разум и твое тело откликаются на зов памяти…»

– Наследственность? Твой отец был мечником?

– Нет. Но мама обожала фильмы про Зорро. – Я со свистом вычертила в воздухе символ героя Мексики.

– Фильмы? – растерялся орк. – А их что, несколько? Я видел только один.

– Бывал в моем мире?

– Нечасто. Но шутку про наследственность понял.

Хвала богам! У невозмутимого сгустка непостижимых принципов имеются зачатки чувства юмора.

– Только все, что ты сказала, не объясняет, как ты за три месяца достигла того, на что у меня самого ушло больше года.

– Значит, я способная.

– Я был бы рад такой ученице, принцесса.

Ясный день вдруг померк, и на полянку легла тень моей памяти.

– Нет. Прости, Ром. Ты лучший в своем деле, но… Мне не нужны больше учителя.