Хадават - Вячеслав Ковалев Страница 20

На следующее утро, как только Никита выбрался из душа, его встретил Мартин.

– Доброе утро, Никита – спокойно произнес он.

– Доброе.

– Ты уже завтракал?

– Нет, еще не успел, а в чем дело?

– Тебе лучше не завтракать, предстоящее действо надо совершать натощак.

– Да, да, конечно.

– Пойдем, я провожу тебя.

Повернувшись спиной, Мартин направился на второй этаж. Никита, не задавая вопросов, пошел следом.

– Перед обрядом необходимо расслабиться, успокоиться, привести в порядок мысли и чувства, это можно сделать здесь. – Мартин открыл низенькую дверь, и Никите пришлось наклониться, чтобы пройти.

– А что это за обряд и как он поможет мне? – спросил Никита.

– Старики называют его обрядом силы. Особые манипуляции с сознанием человека. Нет-нет, ничего страшного, – поспешил он успокоить его, – дебилом ты не станешь. Просто в результате на некоторое время, примерно месяца на три-четыре, изменишься. У тебя обострятся чувства – слух, зрение, осязание, обоняние, а также реакция. Улучшатся физические данные, ты станешь выносливее, начнешь двигается быстрее. В общем, приобретешь особые способности. Я даже немного тебе завидую. В кувшине на столе вода, – добавил он и закрыл дверь. Послышались удаляющиеся шаги.

Никита осмотрелся. Комната была небольшой и находилась, судя по всему, под самой крышей. Окно выходило во внутренний двор, прямо на старую липу. Возле окна стоял стол, к которому притулились два стула. Комод в углу и две длинные широкие лавки вдоль стен. Полы были деревянные. Вот и вся обстановка. Но не это удивило Никиту. Обе стены и потолок были расписаны, прямо как в том зале, где он вчера побывал вместе с генералом. Правда, здесь трудились явно современники. Хотя тематика и стиль были схожи. Милитари. На правой стене те самые красавцы, которые были изображены на воротах, вовсю рубились с людьми в странных латах. Людей было больше, они уже начинали теснить здоровяков, вон с тылу группка заходит, но здоровяки в свою очередь совсем не собирались сдаваться. Несколько человек, собравшись в кулак и ощетинившись огромными топорами, кинулись в самую гущу латников, стараясь пробиться к полулежащему мужчине без шлема, который пытался встать, опираясь на длинный меч. Еще несколько человек встали между ним и здоровяками, обнажив мечи, один стоял на колене и целился из арбалета. На лицах у них читалась решимость. А над всеми ними в неестественно голубом небе парила птица, похожая на орла, только вот хвост у нее был длинный и раздвоенный, с яркими пятнами-глазками на концах. Все действо происходило на каких-то развалинах, среди которых нелепым пятном торчали сияющие ворота, совершенно не тронутые, даже кристально белая краска не облупилась. «Интересно, чем там у них все закончилось?»

Никита переключился на другую стену. Там было что-то современное: кто-то в кого-то стрелял, кто-то корчился у догорающей машины, кружил вертолет, что-то взрывалось. Тот еще сюжетец. Так. А что потолок? Потолок тоже не очень заинтересовал Никиту, так как пестрел различными узорами по краю, а в центре была все та же птица с раздвоенным хвостом. Никита вернулся к первой картине, или как там эта роспись называется. Он стал рассматривать детали. Здоровяки были без доспехов, в штанах с блестящими полосками на внешней стороне бедра – вроде как металлическими, коротких сапогах; поперек груди крест-накрест шли широкие ремни, усеянные металлическими ромбовидными бляхами. На руках до локтя были надеты наручи. Шлемы отсутствовали. Щиты тоже. Люди же, напротив, были почти полностью закованы в доспехи. Правда, у большей части шлемы были открытые, без забрал, с коротким металлическим гребнем поверху, он начинался у лба и спускался почти к самой шее. Только на троих Никита заметил шлемы с забралами, и то неполными, закрывавшими только глаза и нос. Старшие, наверное, или дворяне, или офицеры, кто там у них. Интересно, а кто это? И какую такую битву изобразил здесь художник? Еще вчера Никита решил бы, что перед ним иллюстрация к какому-нибудь фэнтезийному роману, но сейчас он смотрел на это по-другому.

Вдруг Никиту привлек один эпизод, который он пропустил ранее. В дальнем верхнем углу были изображены еще несколько существ, причем летящих. Непонятные создания со звериными лапами и птичьими головами неслись к месту схватки, а на спинах у них сидели люди. Никита подошел ближе. Они были изображены довольно маленькими, просто находились еще далеко, наверное. Наездники, одетые в кожаные безрукавки с широкими плечами, были сосредоточенными и хмурыми. Они вовсю гнали своих своеобразных крылатых коней к месту битвы, как будто боялись опоздать. Их было трое, и они все были очень похожи друг на друга, прямо как братья. А может, художнику было просто лень прорисовывать лица, вот и изобразил одинаковые. Все равно персонажи второстепенные, да и далеко они. Причем лица были детскими, ну не совсем детскими – скорее это были подростки, лет по четырнадцать-пятнадцать, пацаны совсем.

«Так это же грифоны!» – чуть ли не вслух сказал Никита, вспомнив, кого ему напоминали крылатые создания. Вот это уже ближе и роднее. Все-таки это из нашей мифологии как-никак. Он отошел к окну, хотел было присесть за стол, но вдруг резко развернулся и в два широких шага вернулся к картине, уставившись на крылатых наездников. На правой руке каждого из пацанов красовалась блестящая серебристая перчатка. Перчатка! Всевид подарил пацану перчатку. Латную. Одну. Ладно, оставим это до лучших времен. Никита прошел к окну, чуть постоял, передумал садиться и улегся на лавку лицом вверх, благо ширина вполне это позволяла. Он не заметил, как задремал. Его разбудил звук открывающейся двери. На этот раз за ним пришел Борис. Одет он был в просторную белую рубаху, темные узкие брюки, ботфорты до колен, на боку красовалась шпага.

«Мушкетер, блин», – ехидно подумал Никита. Ему никогда не нравилась вся эта мишура, называемая традицией. В двадцать первом веке живем, ну и чего рядиться?