Ведущая на свет - Вера Волховец Страница 20

— Исключено, — девушка отрицательно дергает подбородком, сдвигая разговор с мертвой точки, — я не протяну здесь долго. Во-первых, меня сожрут. Во-вторых, я лишусь поддержки Чистилища и работать не смогу.

— Это смешно, — Генрих не удерживает в себе смешок, хотя, откровенно говоря, сдержанность никогда не входила в число его достоинств, — птичка, какая работа, у тебя командировка в ад, считай, уже на столе у Пейтона лежит, и он ее через пару недель подпишет. А туда — в один конец отправляют. Из ада не возвращаются.

— Можно подумать, ты об этом много знаешь, — ехидно возражает девчонка, глядя на Генриха с вызовом. Черт ее побери, это на самом деле заводит. Он и так-то слегка на ней двинулся, уже сутки не мог избавиться от беспокойства на тему, как там себя чувствует эта глупышка, после того как он ее отравил. А когда почуял ее запах, чудом вообще смог сосредоточиться на Лане и сделать вид, что она его все еще интересует.

И вот. Что Агата Виндроуз на редкость упрямая коза — для Генриха открытием не было. Он помнил, как она сцепилась даже с Пейтоном, при всем его авторитете. Но это действительно привлекало. Особенно хищника внутри, который обожает укрощать строптивых девиц.

— Об аде я немного знаю, Небеса пронесли, — Генрих пожимает плечами, — но чтобы меня отправить в ад, Триумвирату надо меня поймать, а это затруднительно, пока я в Лондоне, пока я знаю, что делать, чтобы по минимуму попадать в сводки, и что делать, если все-таки сделал что-то не то. А тебя ловить не надо, если ты собираешься ходить на работу.

— Ты говоришь, что знаешь, как избегать того, чтобы тебя поймали. Но тем не менее тебе это не очень помогло, — придирчиво замечает Агата, — тебя ведь поймали и отправили на Поля.

— В тех условиях я сам пошел на открытую схватку, мне было от чего отвлекать Триумвират, — Генрих отвечает сухо, обозначая сразу, что тему он развивать не будет, — птичка, тебе не идет занудство.

— Мне много чего не идет, особенно делать необдуманные поступки, — парирует девушка, улыбаясь достаточно красноречиво, чтобы понять, на что она намекает.

— Ну тут уж ты ничего не сделаешь, — Генрих широко ухмыляется, — надо было приводить с собой Триумвират. А теперь уж поздно, и я тебя от себя никуда не пущу.

Еще чего не хватало, отпускать от себя ее, которая может найти его чуть ли не в любое время дня и ночи, лишь только он подумает о совершении чего-то неправильного.

А Генрих отдает себе отчет — “греховные помыслы” его одолевали очень часто. Ход он им старался не давать — сейчас, по крайней мере, но мысли контролировать не имелось возможности. Значит, и Агата, если что, найдет его довольно быстро.

— Ты не понял? — девушка упрямо поджимает губы. — Я не останусь. Мне совсем не улыбается, чтобы меня сожрали.

— Интересно, — Генрих щурится, разглядывая глупышку так, чтобы ей стало неловко — так, будто он уже ее раздел и поставил перед собой в таком виде, — кто ж тебя сожрет, если ты будешь под моей защитой?

У Агаты вздрагивают губы, она будто не ожидала этого услышать.

— С чего бы тебе меня защищать?

— А с чего тебе было за меня молиться? — невозмутимо интересуется Генрих. — Ты мой поручитель, тебе из-за меня грозит высшая мера. Защита — меньшее из того, что я могу тебе предложить. Впрочем, я тебе предложу больше, и, не сомневаюсь, ты оценишь.

Печально, но очередной выпад, который должен был вогнать девушку в краску, улетает в молоко.

— Ты — демон, — задумчиво произносит Агата, будто напоминая. И даже непонятно, себе она это напоминает или ему. Будто всерьез обдумывая что-то свое. Выражение лица у нее при этом непостижимое. Примерно с такой же бесконечной отстраненностью она целовала его, еще распятого, в лоб.

Интересно, что за мысли копошатся в этой безумной голове?

— Я не просто демон, птичка, — безмятежно кивает Генри, — я — исчадие ада. Думаешь, мне не по силам разобраться с мелким лондонским демоньем? Здесь мало исчадий ада, большинство — уже на Полях.

— Генри, — Агата звучит устало, и на краткий миг мерещится, что она готова сдаться. А потом она устало трет виски и будто встряхивается, — Генри, ты же понимаешь, что я не могу остаться в смертном мире?

— Да в общем-то черт с ним, можешь ты или нет, — скептично откликается Генрих, — птичка, я смогу тебя удержать. И удержу. Ключи-то твои у меня, забыла? И без них ты никуда не вернешься.

Девушка хватается за карманы. Кажется, она уже и забыла, что он ее обыскивал. И ведь не просто так обыскивал, но ключи стащил, все три, потому что не имел никакого желания, чтобы она ускользнула от него без его разрешения. А теперь…

А теперь, что стоит вытащить ключ из кармана и сжать его между пальцами. Не так много силы нужно, чтобы уничтожить в смертном мире предмет из Чистилища. Особенно демону. К ногам осыпается белый пепел. Еще два ключа осталось.

— Генри, не надо, — впервые за все время своего краткого знакомства с Агатой Виндроуз Генри видит в ее лице нешуточную панику. И ощущает ее острый вкус.

— Ну а что мне с тобой сделать, если ты не понимаешь, что нечего тебе в Чистилище больше делать и уж тем более работать? — честно говоря, вкус страха Агаты Генриху приходится не по нутру. Он вообще бы предпочел, если бы она на него реагировала как-то совсем по-другому.

Между ними замирает тишина. Он не торопится расправляться с оставшимися ключами, ему нужно уже, чтобы она поняла его правоту.

А девчонка смотрит на него, прикусив губу, напряженная — ее чуть ли не трясет. До понимания ей далековато.

Ведь до нее два шага, не так и много, чтобы преодолеть это расстояние. Ведь само по себе просится, что он шагнет к ней и успокаивающе прижмет к себе… И да, щека, конечно, помнит пощечину, усиленную святым огнем, но, если двигаться не так быстро и напористо, может, и выйдет…

Додумать Генрих не успевает, потому что Агата встряхивает головой и разряжает молчаливую паузу.

— Генри, тебе не кажется, что, если ты силой начнешь держать меня в смертном мире, это в твоей кредитной сводке точно засветится?

Вот ведь хитрая крылатая зараза… в принципе, да, это резон ее не держать, но слабый.

— Готов поспорить, уже к завтрашнему утру ты будешь сама просить, чтобы я тебя “удерживал силой”, — удивляется Генрих.

Ну хоть похабность этой фразочки не пропала втуне. Девчонка в который раз залилась краской, и от нее запахло смущением. Отлично, хоть не паникой.

— Ты можешь не пошлить? — полузадушенным тоном выдыхает Агата. — Такое ощущение, что ты только об одном и думаешь.

Нет, серьезно? А Генрих думал, что он родился во времена скромниц. Агата же вроде из недавно умерших, что ж такая неискушенная-то?

— Ну почему об одном, — Генрих многозначительно улыбается, — я думаю о большом количестве вариаций того, что могу с тобой сделать. Очень большом количестве вариаций…