Четвертый принц - Екатерина Бакулина Страница 20

* * *

Она успела забежать на конюшню, когда седлали лошадей. Влезть и проверить – все ли ремни застегнули как надо, не свалится ли снова седло. Конечно, король Фазил – не Карбера, таким шуткам во дворце не место, но тогда Хена тоже не ожидала, и второй раз не пропустит. Ей будет спокойнее проверить самой.

– Эй, что это ты делаешь?

Ее окликнул парень, конюх, наверно, когда она проверяла ремни. На кетхарском, но Хена понимала. Хотя лучше сделать вид, что нет. Хена обернулась, уставившись на парня круглыми глазами.

– Что? Я плохо говорю по-кетхарски.

Парень ухмыльнулся, подошел ближе, разглядывая ее.

– А ничего, симпатичная, – сказал он громко. – Я-то слышал, с тартахенским принцем то ли мужик, то ли баба приехала, не разобрать, едва ли не с бородой. А ты ничего. Северная валькирия.

И какого ж шушака? Заигрывать решил с ней?

Парень молодой, крепкий, черные глаза так и сверкают.

– А я б тебя завалил в какой-нибудь темный уголок! – он смеялся. И так сходу, подойдя совсем близко, погладил Хену по попе.

И Хена, не раздумывая, сделал то, что делала всегда. Развернувшись, со всей силы врезала ему в зубы, потом еще и коленом добавила, благо на ней сейчас почти мужской костюм для верховой езды, не мешает, а парень не ожидал. И отскочила в сторону.

Он охнул, согнулся вдвое.

– Да что ж ты делаешь! – возмутился, когда смог нормально дышать.

– Не трогай меня! – сказала Хена по-тартахенски.

– Да как такую попу не потрогать? – по-кетхарски удивился он, утирая кровь с разбитой губы. – А ты просто огонь, я люблю таких. Заглядывай как-нибудь, я всегда рад. И, небось, побольше чем твой принц умею, тебе понравится.

Хена тихо выругалась сквозь зубы.

Он засмеялся. Охнул, потер подбородок.

– Лошадей-то бери, – кивнул Хене. – Их высочества ждут уже.

– Отойди, – велела Хена.

– Боишься меня? Да брось. Второй раз по морде – мне не надо. И драться с тобой перед носом у принцев – тоже. Мы еще покувыркаемся, но как-нибудь в другой раз. Лошадь забирай.

Хена заметила у него что-то небольшое в руке, достал из-за пазухи. Не нож, нет, что-то, что умещается в ладони. И даже меньше, не разглядеть. Подошел к лошади Рейнардо, похлопал ее по шее, погладил. И это подоткнул под седло, почти не заметно.

– Забирай, – сказал он. – Вечерком заглядывай, буду рад.

Сделал шаг назад. Подмигнул.

Он говорил так, словно абсолютно уверен, Хена его понимает. И, более того, он отлично понимает ее, только что она говорила по-тартахенски, он по-кетхарски, но понимали оба. Может, конечно, так совпало и тут сложно не понять… но все же.

И то, что он подсунул…

Хена осторожно подошла, взяла за повод лошадь. Оглянулась на конюха, теперь он стоял чуть в стороне, не мешая ей.

– Седло-то проверила? – усмехнулся он. – Ты же за этим пришла.

Она проверила. Сделала вид, что поправляет, сунула руку к потнику. Кусочек бумаги. Твою ж мать. Записка для нее. Хена вытащила, комкая в руке, спрятала в кармане у себя.

– Ты не в моем вкусе, – сказала громко, по-тартахенски. Парень заржал. Понял, без сомнений.

Конюх, говорящий на чужом языке? Он явно местный, обычный парень на вид. Кто знает, конечно… Записку прочитает она потом, когда никто не будет видеть. Это и есть тот человек Гальярдо? Или он там, в записке, ее просто на свидание зовет? Не сомневается, что она читать умеет?

* * *

Самое смешное, что после такой прогулки не грех и приревновать, пойти искать утешения на конюшню. Рейнардо ехал рядом с Самун. Всю дорогу. Постоянно разговаривал с ней. И вместе с молодым принцем Корушем, который вот уж точно мальчишка, ему и пятнадцати нет. Но Коруш наследник. И даже Коруш ехал почти всю дорогу молча, не вмешиваясь в разговоры старшей сестры.

Когда Хена попыталась в их компанию влезть, Самун так страшно зыркнула на нее, а Рейнардо покачал головой, что Хена поняла – лучше не мешать. Не сейчас. Ее позвали, и то уже хорошо. Но место ее не в королевской компании, а позади, с охраной. Пусть так, по крайней мере, она рядом, так спокойнее.

Через мост, через реку, по апельсиновым садам и по полям потом.

Слегка отстав, Хена украдкой развернула записку. По-тартахенски, точно чтобы она все поняла. «Перед следующей прогулкой приходи пораньше». И все. Наверно, можно было понять это как угодно, и как заигрывание в том числе. Ничего не доказать. Но ведь Хена поймет правильно?

Пикник на траве.

То, что они обсуждали там, все время ускользало от понимания Хены. Они говорили по-кетхарски, слова она понимала, но… о каких-то людях, каких-то событиях, о которых Хена ничего не знала, о музыке, о погоде, шушак бы ее побрал. Все это ничего не значило, все это – просто шум ветра. Имело значение что-то другое, взгляды, намеки, которые Хена распознать не могла.

Песни Лоуренцо Голубоглазого, закаты на Иль-Тальмо, когда поднимаешься в горы… Вот сказать, что старик Бахрам взялся за старое и заполучил новую кобылку, и хмыкнуть так многозначительно, что непонятно, то ли у того старика табун, то ли горем… А дядюшка Рузаль снова не может поделить виноградники с соседями. Дядюшка. Они ведь родственники, все эти королевские дети Кетхара и Тартахены, не слишком близкие, но вот так, когда рядом – об этом сложно забыть. Рейнардо смуглый и темноволосый в мать, и в бабку, которая была дочерью кетхарского герцога и троюродной прабабки Самун. Или не троюродной? Хена не могла сказать наверняка, знала, что королева Тартахены внучка кетхарской принцессы, а значит, Самун… Шушак ногу сломит…

«А помнишь, лорд Себастьяно устраивал турнир два года назад…» Рейнардо не помнит, он не был, но был Паоло. Ах, да! А почему же Рейнардо не любит турниры? Ему стоит выступить, девушки были бы от него без ума! И какие же они разные с братом! А вот с Фернандо, напротив, похожи, но Фернандо хмурый старик… в этом месте Самун так снисходительно улыбалась. Конечно, ведь старшему принцу же сорок, а он все никак не станет королем. И дочь Фернандо ровесница принца Керуша, и…

В этом была какая-то игра, но Хена не улавливала всей сути. Но ей и не надо, пожалуй. Ее дело – охранять.

Она смотрела…

Несколько раз замечала, как Самун брала Рейнардо за руку. Но не пальцев, не ладони касалась, а то чуть выше запястья, то ближе к локтю. И ничего особенного, вроде бы, в этом жесте, когда двое увлечены разговором, «а помнишь…» Ничего, если бы Рейнардо каждый раз от этого прикосновения не замирал. И дело не в смущении, не в том, что красивая девушка касалась его, Хена видела достаточно, чтобы оценить это. Ему было больно. Но он старался этого не показать. Улыбался. Улыбка выходила слегка натянутой.

Самун хотела что-то знать и, судя по всему, была недовольна ответами.