Хамелеон и бабочка - Татьяна Александровна Грачева Страница 20

На следующий день Зоя проснулась рано, но не встала, какое-то время лежала на кровати и пялилась в потолок, прокручивая в голове встречу в кафе. Воспоминания выкристаллизовывались постепенно, яркими фрагментами: мимолётные касания рук, жёсткая коленка Максима, прожигающая сквозь джинсы, улыбка, иногда ускользающая, иногда широкая, неподдельное внимание в глазах. Наверное, никого у Максима нет, хотя в это тяжело поверить. Его явный флирт и интерес не могли привидеться. Разве можно так откровенно заигрывать, если дома ждёт другая женщина?

Из курса психологии в институте Зоя помнила, что влюблённый мужчина поворачивается в сторону объекта симпатии, у него непроизвольно понижается голос, появляются рокочущие нотки, а ещё он зеркалит движения и мимику женщины. Максим демонстрировал все повадки токующего тетерева, разве что хвост не распушил. И самое удивительное: не прятал это, а открыто демонстрировал, позволяя разгадать его намерения. Словно прилюдно вручал дорогой подарок и ждал реакции. Зою и злила и веселила его потрясающая самоуверенность. Ей уже не шестнадцать и даже не двадцать, розовые очки давно разбились, исцарапав глаза и засыпав осколками иллюзии. Макс с ней флиртовал, да и она с ним тоже, оба понимали, что происходит и к чему это может привести.

А теперь ей было стыдно, ужасно стыдно перед Антоном. Не за то, чего не было, а за то, что она готова была совершить. За мысли, за чувства, что всколыхнулись подобно илу в стоячем озере. Она не нравилась себе в таком состоянии, не хотелось переживаний и обмана. Зачем она вообще пошла в «Рогалик»? Ясно же было, что может встретить там хозяина кондитерской. На встречу она и напрашивалась. Караулила его, как маньячка, целый час цедила несчастный остывший кофе, только бы просидеть там до его прихода.

А теперь мучилась от чувства вины, ощущая себя последней предательницей. Антон точно не заслуживает такого отношения. Заботится о ней, любит её и понимает, а ещё с ним весело, у них даже чувство юмора одинаковое. Нет нужды «ходить перед ним на носочках» и прикрывать неблаговидные черты характера, лишь бы понравиться. Он её знает и любит такой, какая она есть, каждого её таракана в отдельности и всем скопом. Наверное, ей просто захотелось эмоциональных качелей, какие бывают в начале отношений, гормонального всплеска, бессонницы и вот этого яркого ощущения, что каждый жест имеет значение.

Так, наверное, и начинаются измены.

Зоя резко села, приняла решение: она больше туда не пойдёт, оборвёт все связи и мысли пока не поздно. Теперь точно, она сильная, сможет устоять перед этим обольстительным кондитером. Много он о себе мнит: улыбнулся, коснулся и угостил десертом и теперь готов стелить постель? Пошёл он к чёрту! Туда, в прошлое, из которого выполз. Память тут же подсунула калейдоскоп картинок, слишком ярких, чтобы оставить равнодушной. Зоя затрясла головой, застонала. Это всё Максим виноват!

Найдя на кого свалить вину за свою слабость и плохое настроение, Зоя умылась, взяла два апельсина и вышла во двор. Солнце просачивалось сквозь кудрявые, словно кораллы ветви, на землю ложились ажурные тени. Под одной из вишен сидел отец Антона. Зоя с ним ещё не встречалась, но сразу поняла, кто это. Копия Антона только постаревшая и насупленная.

Инвалидная коляска стояла у самого ствола, рядом с почерневшей неокрашенной лавочкой. На плечи Константина Андреевича падали розовые лепестки, над головой гудели пчёлы, он словно не замечал окружающую действительность, сидел каменной статуей, почти неподвижно. Время от времени, его рука опускалась к тарелке с мелкими крекерами, стоящей на коленях, он клал печенье на язык и медленно жевал, продолжая смотреть в одну точку. Зоя припомнила, что он практически не видит и смотрит скорее внутрь себя.

Она оглядела двор. Не обнаружив следов будущей свекрови, смело направилась к скамейке и села на край, ближе к Константину Андреевичу. Один апельсин положила на колени, другой принялась чистить.

— Доброе утро, я Зоя. Может, вам обо мне говорили. Хотите апельсин?

Мужчина даже не повернулся в её сторону, взял ещё один крекер и, с хрустом раздавив его зубами, осыпал крошками воротник рубашки.

Зоя обвела взглядом цветущие деревья и кусты смородины.

— Куда вы столько вишни деваете? И крыжовник у вас, смотрю, имеется, тоже будем собирать?

Константин Андреевич опять проигнорировал её вопрос, чуть сощурившись, смотрел в заросли высокой травы.

Зоя разделила апельсин на дольки и положила на тарелку рядом с остатками печенья.

— Угощайтесь, он сладкий и сочный, хоть сейчас и не сезон, правда, с косточками.

Рука Константина Андреевича опустилась к тарелке, пальцы нащупали мякоть, на секунду замерли, а потом цепко схватили дольку апельсина.

— Уродливая тварь.

Зоя вздрогнула. Не сразу поняла, откуда раздался голос. Её молчаливый собеседник вроде жевал и губ не разнимал. На всякий случай переспросила:

— Кто?

— И там мерзостная тварь.

Зоя перевела взгляд туда же, куда смотрел Константин Андреевич, вернее, куда мог бы смотреть, если бы видел. Обнаружила облезшего лебедя из покрышки и громко засмеялась.

— А, ну да. Не красавец.

— И ты тварь.

Зоя вскинула брови, но не обиделась, припомнила слова Антона о странностях его отца. Почему-то в памяти всплыл вчерашний вечер в компании Максима. Спорить расхотелось. Приблизительно так она себя и чувствовала.

— Будете ещё апельсин.

— Не все воскреснут. Вижу, когда не сплю цветные яйца. Больно, больно и весело.

А дальше из приличного на вид мужчины выплеснулась целая порция отборного мата. Кому она предназначалась, Зоя не поняла, предпочла думать, что покрышечным лебедям. Дослушав неприличный экспрессивный монолог, она положила на тарелку ещё несколько долек апельсина.