Тень разрастается - Антонина Крейн Страница 20

Шолох. Наконец-то!

Путь от побережья к городу занял у меня весь день. По дороге мне встретилась одинокая избушка травницы. Наученная горьким опытом последних дней, я думала пройти мимо, дабы опять не нарваться на проблемы, но увидела хозяйку, безобидно копошащуюся в огороде, и все-таки рискнула попросить помощи. Может, хоть сегодня судьба будет милостива?

Улыбчивая травница действительно оказалась травницей, а не сумасшедшим лесным убийцей, мятежной Ходящей или волкодлаком. Большего подарка я уже давно не жду. Она сочувственно выслушала мою историю про кораблекрушение, дала мне горячей еды и незамысловатую похлебку. В волнении я спросила про столичные новости… Но старушку не интересовал мир вне пределов ее огорода. Святая простота!

Зато она подарила мне старую драную куртку — в подводной ночнушке было холодно, даром что лето за окном. Я приняла подарок со слезами на глазах. Нет, не потому что была так уж благодарна за это холщовое недоразумение, снятое с пугала (пугало, кстати, сопротивлялось со всей мощью остаточной бытовой магии)… Просто моя бирюзовая летяга осталась где-то в Рамбле.

Наверное, глупо оплакивать плащ. Скажешь кому — застыдят. И все же сердце щемило при воспоминании о всех тех годах, что мы провели вместе. Утешало лишь то, что летяга как следует напутешествовалась напоследок, прежде чем кануть — в прямом смысле — в небытии.

Зато серебристый балахон из Рамблы ожил, вызвав у меня этим легкий приступ паники. Как оказалось, заклинание Ол`эна Шлэйлы не убило магическую одежду (или как там это назвать), а временно ее вырубило. Я жутко запаниковала, когда шелковые чешуйки зашевелились. Что, опять удушение, акт второй? Но вне родных пенатов ночнушка была далеко не такой борзой, как в Рамбле. Она только тихо колыхалась и переливалась под солнцем от холодного стального к светло-зеленому цвету, поводя чешуйками туда и сюда. То-то же. Я рада, что кто-то научил ночнушку такому незамысловатому правилу: в чужой монастырь со своим уставом не ходят.

Солнце скрылось, и клочья тумана уже поднялись над болотами, когда я наткнулась на столичную дорогу. Как водится, она появилась будто из ниоткуда. Раз — и передо мной табличка: «Аллея Радужных Осколков. Добро пожаловать в Шолох!». И вперед убегает веселая тропинка, вымощенная круглой, аккуратной галькой.

Вскоре появились заборы, увитые лимонником и глицинией. На обочинах затрепыхались разноцветные бабочки, не рискующие соваться в чащобу. Уютные перебранки шолоховцев послышались из распахнутых — по случаю хорошей погоды — окон. Кто-то был недоволен поздним возвращением супруга домой, кто-то — ранним…

Привет, столичная жизнь, неугомонная, никогда не спящая круговерть событий! Я с наслаждением вдохнула пряный воздух любимого города. Эстет различил бы в нем нотки древесины (приличные такие нотки), намек на речные водоросли, сладковатые ароматы сирени и едва заметное грибное послевкусие. Пессимист бы по-любому учуял коровьи лепешки. Романтик — феромоны, в сумерках атакующие гуляющих студентов. Я же чувствовала преимущественно запах жасмина, хотя, подозреваю, тому виной не Шолох — а карлова магия, бурлящая в моих венах.

И еще немного отдавало мокрой землей и червяками. Но это, думаю, нервное: исподволь я ожидала, что в любой момент меня могут поймать Ходящие, а потому кралась по улицам на мысчоках, отчаянно стараясь сойти за придорожный куст.

Мое внимание привлекла доска объявлений на воротах постоялого двора. Наконец-то узнаю новости! Я в нетерпении подошла поближе. Секунду спустя мое лицо озадаченно вытянулось.

С доски на меня смотрела я сама. Выражение лица у портрета было так себе, злобное какое-то, и глаза зеленые, а не синие. Но в общем и целом — узнаваемо. Прах побери, насколько узнаваемо! «РАЗЫСКИВАЕТСЯ,» — бесстыдно вопила крупногабаритная надпись. Под ней шло перечисление особых примет: одно ухо порвано, рост средний, телосложение худощавое (ну хоть какая-то радость — официально признали худой…), волосы каштановые, волнистые, на руке татуировка Ловчей, носит лассо и биту, крайне опасна и агрессивна.

Я поглубже натянула капюшон подаренной куртки, старательно затолкала волосы за ворот. Потом перевела взгляд на соседние объявления. Рядом с моим портретом висело еще одно, свежее. Все остальные уже выцвели и скатались катышками от частых летних дождей.

Свежачок гласил:

«Господа добровольцы! Вас очень ждут!

Ты умен, силен, ловок и хитер? Ты хочешь разбогатеть и готов послужить своему Королю? Прими участие в экспедиции под дворцовый курган! Спаси принца Лиссая, стань национальным героем и получи сто тысяч золотых в придачу!».

Под надписью лыбились два нарисованных молодца — маг и воин. Они стояли спинами друг к другу, как на театральной афише, и показывали большие пальцы.

Я проморгалась и прочитала неуклюжий текст еще разок.

Что?!

— Эй, мамзель, огонька не найдется? — раздался у меня за спиной блеющий голосок. Я вздрогнула, наклонила голову ниже и буркнула, что не курю.

— Да ладно, скидку на перевозчика сделаю! Подсоби сатиру, ну, мамзель!

Прежде, чем настырный гражданин успел оббежать меня, чтобы умоляюще заглянуть в глаза, я постаралась максимально изменить свою внешность. В данных обстоятельствах это значит, что я выпятила губы, как речная ундина, по-гномьи свела брови к переносице и надула щеки, будто тролль. Сатир только тихо ойкнул от открывшегося ему зрелища.

— Не курю, сказала! — басовито рявкнула я, еще больше расшатывая психику собеседника.

— Добро, добро! — замахал волосатыми руками сатир и, тряся хвостом, уцокал прочь.

В Шолохе не так много сатиров, промышляющих перевозками. Я задумчиво перевела взгляд на название постоялого двора. «Подкова наших душ». Хм… Помнится, мой приятель Патрициус работал во дворе с очень похожим названием, и там тоже был сатир-администратор. Если это единая сеть заведений, то зря я его спровадила.

Я снова обратилась к унни… После нескольких безуспешных попыток мне все же удалось достучаться до энергии бытия. Она благосклонно подарила мне оранжевый огонек на кончиках пальцев.

— Эй, сатир! — окликнула я недавно спроваженного мужичка. Снова басом. Спиной я плотно прижалась к собственному портрету на доске, дабы скрыть его от чужих глаз. — Возвращайся, дам тебе огоньку.

Козлоногий товарищ с опаской приблизился. Когда его странная, вонючая самокрутка задымилась, он удовлетворенно затянулся и добродушно усмехнулся в бороду:

— Скидку хочется, да?

— Не скидку, нет. Знакомого своей семьи найти хочу, кентавра Патрициуса, перевозчика. У коллег твоих работает.

— А, да! В большом городе седьмая вода на киселе всегда гуще кажется, — подмигнул сатир. Видимо, он решил, что я деревенщина, мечтающая найти в столице свое место под солнцем. Что ж, с моим нарядом и дурацкой актерской игрой — немудрено…