Танец на разбитых зеркалах - Кармаль Герцен Страница 20

Убить баргестов чрезвычайно сложно: в освещенном пространстве они не появляются — свет причиняет им сильнейшую боль, а поймать их в темноте, их родной стихии — задача не из легких. Вот и сейчас баргест кружил вокруг добычи, выбирая лучший момент для нападения — в отличие от Натана, он прекрасно ориентировался в темноте.

Он услышал мягкий шелест — баргест пытался подкрасться к нему. Просто превосходно. Натан замер на месте, языком тела говоря — я готов, нападай. Опустил руку с зажатым в ней револьвером. Прикрыл глаза, концентрируясь на собственном дыхании. Сейчас самое главное — выдержка. Запаникуешь — у твари темноты, которой неведом страх, появится неоспоримое преимущество. Раскроешь карты слишком рано — спугнешь добычу, слишком поздно — станешь добычей сам.

А это в его планы не входило.

Спустя несколько мгновений, показавшихся невероятно долгими, Натан раскрыл висящий на груди кулон с обсидианом. Ворвавшийся в гущу тьмы луч света обжег баргеста. Расчет оказался верен — за мгновение до того, как Натан открыл амулет, баргест собирался сомкнуть свою пасть на его запястье.

Тварь, ненавидящая свет, собиралась умчаться, поджав хвост, но Натан не дал ей этого сделать. Как только свет от обсидиана упал на морду баргеста, его глаза, прежде прячущиеся во тьме, загорелись красным. Резко вскинув руку, Натан нажал на курок. Пуля с вкраплением обсидиана вошла ровно между двумя алыми глазами твари.

Баргест рухнул на землю. Взяв за ногу, Натан оттащил его на безопасное расстояние — подальше от тьмы и поближе к свету. И только там, выудив из сумки охотничий нож, разделал холодную тушу твари. Клыки пойдут на ожерелья модницам — стоят они баснословно дорого. Шкура, сотканная из самой тьмы — коллекционерам, которые держат их в зачарованном прозрачном ящике, демонстрируя другим победу света над тьмой. Глаза баргеста — очень ценное приобретения для чародеев и алхимиков. Зелья, которые варят с этим редким ингредиентом, обладают мощнейшей силой.

Натана не привлекали деньги — его дом считался одним из самых богатых в Скарфоле. Его привлекала сама охота. Нравилось каждый раз испытывать это острое и ни с чем не сравнимое ощущение опасности.

Натан любил играть со Смертью.

Он сложил внутренности баргеста в охотничью сумку, светом от обсидиана сжег то, что осталось от тела твари. Довольно насвистывая себе под нос, направился домой.

Едва учуяв исходящий от сумки запах, Ноэль сморщила свой прелестный носик. Протянула:

— Мерзость.

Она никогда не одобряла невинного увлечения брата. Ее вообще очень сильно беспокоила репутация Натана — тогда как он сам называл себя любителем красивых женщин и хорошей охоты, Ноэль без обидняков называла его бабником и разгильдяем. Он всегда посмеивался над сестрой — бедняжка боялась, что репутация брата как-то скажется на ее собственной, и помешает ей удачно выйти замуж за одного из лордов Кваргло.

Вот и сейчас Ноэль затянула свою любимую песню — вместо того, чтобы вести себя как варвар, он мог бы пойти по стопам отца и взять в свои руки узды правления обсидиановыми копями. Их семье принадлежала небольшая лавовая река Бринсцея. Работа это была непыльной и несложной — следить за тем, как нанятые чародеи замораживают лавовую реку, дробят застывший обсидиан на осколки, а нанятые Искрящие их зачаровывают. Затем — наладить поставки по городам Кваргло. Но… как же это невообразимо скучно!

— Я просто хочу, чтобы ты был образцовым братом для своей сестры, — нудила Ноэль.

Он всегда поражался тому, насколько в ней силен был страх упустить удачное замужество. Его сестра — пусть и не красавица, но хороша собой. Темные, как и у нее, волосы — по меркам Кваргло длинные, до плеч, — Натан собирал в хвост, тогда как Ноэль стриглась коротко — словно бы в отместку. Как и у Натана, у его сестры была бронзовая кожа и черные глаза. Однако Ноэль куда больше походила на аристократку — изящные черты лица, тонкий носик, высокий лоб. Натан же, словно следуя собственной роли, со своим несколько грубоватым лицом обладал внешностью истинного охотника.

Все здесь, в Скарфоле, носили свои маски.

Покончив с делами, Натан сопроводил сестру на бал. Смотрел на сцену скучающим взглядом: все эти представления он видел уже десятки раз. Но интерес вспугнул скуку, когда леди Вуарей, восседающая на троне у сцены, объявила незнакомое ему имя.

— Моя кукла Аквамарин сегодня станцует для вас.

К Натану подошла какая-то малознакомая ему леди. Игривым тоном начала беседу, но он не ответил — все его внимание было приковано к сцене. Неуверенным шагом к краю подходила беловолосая незнакомка — тоненькая, в соблазнительном платье с разрезами и легких туфельках. Руки ее чуть заметно подрагивали, взгляд испуганных глаз скользил по толпе, ни на ком не останавливаясь.

Достигнув края сцены, незнакомка остановилась. И словно оцепенела — хотя музыка уже начала играть. Послышались ехидные смешки. Леди Вуарей с каменным лицом смотрела на танцовщицу, всем своим видом выражая недовольство. Это совершенно вывело беловолосую из равновесия. Она стояла, сжав руки в кулачки, на бледном лице алым цветком расцвел румянец.

Бросила рассеянный взгляд в толпу — словно ища поддержки у тех, кто так безжалостно ее высмеивал. И вдруг случайно встретилась с Натаном взглядом. Он ободряюще кивнул ей и прошептал одними губами: «Давай, ты сможешь». Сам не знал, зачем. Но что-то в этой хрупкой растерянной незнакомке разожгло в нем давно дремавшее любопытство. Ему вдруг отчаянно захотелось увидеть, как она танцует.

Та, что звалась Аквамарин, вскинула голову, расправила плечи. Взгляд отвердел. Вполоборота повернувшись к музыкантам, едва заметно кивнула. Музыка остановилась и заиграла сначала.

И она начала танцевать.

Движения ее, по началу робкие, становились все увереннее. Натан не мог оторвать от нее взгляд — гибкая, грациозная, она танцевала, позабыв обо всем. Куда-то ушли смущение и страх. Прикрыв глаза, беловолосая скользила по сцене.

Кукла леди Вуарей остановилась и только сейчас Натан понял, что остановилась и музыка. Танец закончился, оставив в его душе странную смесь из восхищения и разочарования. Он бы был не прочь, чтобы загадочная танцовщица танцевала для него снова и снова.

Теперь дочь Архонта выглядела довольной. Сползла со своего, слишком высокого для маленькой девочки, трона, взяла живую куклу за руку и увела прочь. Перед тем, как покинуть сцену, танцовщица обернулась. Нашла его в толпе и задержала взгляд.

Он прочитал в ее взгляде немое: «Спасибо».