Башня ярости. Книга 2. Всходы Ветра - Вера Камша Страница 20

– Возможно, потому, что вы с Морисом не относите меня к милому собачьему семейству. Итак, дорогой граф, что вы думаете о моем деле?

– Трудно, но выполнимо. Более того, я полагаю вашу мысль удачной! Небольшое поражение нам не помешает, Жоселин стала слишком самоуверенна. Пожалуй, если б вы не пришли ко мне, я бы сам пришел к мысли послать гонца Мальвани. Если б сумел узнать подробности. Здесь наши интересы совпадают.

– Я рад. Разрешите откланяться.

– Не разрешаю, граф. Вы отобедаете с нами, Антуанетте хочется побольше узнать об Арции, да и я искренне рад вашему обществу. Я благодарен моему полоумному племяннику за то, что он сдружился с вами, и, в свою очередь, предлагаю вам свою дружбу.

– Мне? Но я же...

Граф Вардо был не из тех, кто склонен слушать чужие возражения, он был знаменит тем, что знал или думал, что знает о других все. Арциец был много моложе, его происхождение было, мягко говоря, не слишком благородным, к тому же Базиль Гризье привык играть роль шута и к нему не относились серьезно даже родичи. Разумеется, бедняга растерялся, когда ему предложил дружбу первый вельможа Ифраны, но все это – ерунда, не имя делает человека, а человек – имя, а дружба... Что ж, покойный Александр Тагэре дружил с людьми, которые годились ему не только в отцы, но и в деды...

Альбер Вардо на правах старшего отчитал Базиля за излишнюю скромность и повел в столовую, где ожидала антуанетта, сменившая утренний наряд на дневной, более смелый. Базиля после истории с головой Жися все держали за наглеца, но сейчас арциец не знал, куда девать глаза. Когда он познакомился с Морисом, Вардо был не более чем старым, ревнивым мужем, не одурачить которого было просто неприлично. Теперь этот человек протянул ему свою руку, и он ее пожал, утонув в очередной лжи. Он будет лгать, потому что не может предать Мориса, да и радости это никому не принесет. Только смерть, потому что эти щенки играют с огнем и не понимают этого.

Базилю очень захотелось выпить, но он не мог позволить себе даже этого. Если ты предаешь двух королей сразу и при этом помогаешь одному своему другу обманывать другого, лучше не напиваться. Проклятый бы побрал эту Антуанетту, и что они оба в ней нашли?!

Нэо Рамиэрль

Онка потратила немало усилий, улыбок и жестов, объясняя гостям, как все будут счастливы, если они останутся в поселке воительниц. У Романа гремящие железом девы вызывали смешанное чувство смеха и досады, но они не были опасными и у них можно было научиться языку и разузнать о том, куда путников занесло на этот раз. И они остались.

Разведчик, и раньше все схватывал на лету, теперь же, когда от его способностей зависела судьба всего похода, превзошел сам себя. Язык оказался простым, но чем больше понимал Нэо, тем яснее становилось, что, хоть они и приблизились к цели, им идти и идти. В этом мире, к слову сказать, именуемом Фэрриэнном, почитали Ангеса и Тьму, но услышанные Романом смешные сказки свидетельствовали, что Воин своим вниманием сие место не баловал, предоставив его обитателей самим себе. Жили здесь люди и только люди, по крайней мере, Онка не сказала ничего, что хотя бы намекало на присутствие эльфов, гоблинов или гномов.

Фэрриэннцы совершенно точно знали, что тела первых людей сотворил Воин, а души им вдохнула Дева, после чего ушла, а Воин остался защищать своих детей от живущих в Свете чудовищ, которым только и дел, что пить чужие души и обращать в рабство свободных.

Эльфы немало посмеялись, узнав, что исчадия Света уродливы и исполнены злобы и зависти ко всему сущему. У них покрытая золотой чешуей кожа, из их лишенных зрачков глаз изливается слепящий белый свет, выжигающий душу всякому, кто осмелится на них взглянуть. Светлые твари ненавидят и стараются уничтожить все, что отбрасывает тень. В их мире нет благословенной ночи, дарующей отдых и хранящей тайну Любви. Там, на голой равнине, усыпанной блестящими камнями и залитой беспощадным Светом-без-Тени, царят пятеро демонов, стремящихся захватить и уничтожить другие миры. Желая спасти от них фэрриэннцев, Воин создал Огонь и наполнил им сотворенную Девой Бездну, через которую могут пройти лишь избранники Ангеса, чьи души исполнены Тьмы. В таковые воинственные девицы и записали своих гостей.

Еще бы, ведь они взялись ниоткуда, не знали местного языка, были молоды, красивы и привели с собой лльяму, которую Онка, а затем и другие уважительно стали называть «Дитя Тьмы и Огня». Огневушка на лесть не клевала, а хозяек держала в строгости, всячески мешая им приближаться к Рамиэрлю. Впрочем, Аддари и Норгэрель тоже не остались без защиты.

Солнечный утверждал, что лльяма ревнует, и Рамиэрлю порой казалось, что сын Эльрагилла прав. Онка и ее подруги принимали их за великих героев и к тому же весьма недурных собой. Эх, знали бы красавицы, что заигрывают с порождениями Света!

Девы Тьмы, или же «Черные Лилии», как именовали себя их новые знакомые, несли пожизненную Стражу на границе Фамарского леса, где ничего более страшного, чем дятлы и ежи, Романом замечено не было. Причину столь странного поведения красавицы тщательно скрывали, хотя кое в чем были пугающе откровенны. При всем при том бренчащие железом девы ничем не напоминали луцианских паладинов, изображавших из себя эльфов. С теми все было ясно и просто. Содрав с тыквоносцев их одежки и смыв грим, получишь самых обычных синяков, готовых следить, доносить и хватать. Воительницы же вызывали в памяти Нэо воспоминания об эллских маскарадах, некогда гремевших на всю Арцийскую империю.

Жизнь в лесу, странные доспехи, совершенно не годящиеся для боя, роковые тайны – все это казалось игрой, но если молодые фэрриэннки могут так играть, значит, этот мир добр и не знает настоящих бед. Любопытно, чем заняты здешние мужчины? Сидят в другом лесу? Если девы взялись за оружие, не значит ли это, что юноши с утра до вечера меняют юбки и вертятся перед зеркалом, хотя в здешнем лагере зеркал не меньше, чем мечей. Ни одна воительница не выйдет на улицу, не подведя глаз и губ.

Нэо с усмешкой поглядел на огненную ревнивицу, смирно сидевшую у стола. Та, как всегда, почуяв взгляд, встрепенулась и замерла, готовая броситься обожаемому хозяину на грудь, буде тот позволит. Рамиэрль совсем было собрался осчастливить свою зверушку, но помешал раздавшийся неподалеку крик, вернее, визг.

Привыкший к ночным тревогам Рамиэрль вскочил и бросился на шум в сопровождении неизбежной лльямы, прикидывая, не снять ли со своей приятельницы магический намордник. Решил подождать, и правильно. Причиной переполоха оказалась Шабба. Девица стояла на краю поляны, сжимая кулаки, и визжала, выкрикивая еще неизвестные Роману слова. Она была в ярости, но, похоже, цела и невредима. Вслушавшись в вопли, эльф понял, что «фартока Тигойа» бежала с каким-то «мадаром». Что это значило, эльф не знал, но подозревал, что ничего хорошего. Шабба была в ярости; что до сбежавшихся на ее крики темных дев, то в глазах одних Нэо заметил то же бешенство, что и у поднявшей переполох, другие же смотрели на завывающую Шаббу с явным злорадством.

Появилась Онка, в отличие от остальных вполне одетая, то есть, конечно, раздетая, но перед зеркалом. Брови и губы предводительницы были умело подведены, а волосы небрежно перевязаны красно-черной повязкой с шипами. Побывавший при многих дворах Нэо прекрасно знал цену подобной небрежности, над которой бились лучшие куаферы. Посмотрев на Шаббу, Онка презрительно скривила рот и холодно бросила: