Белый Пилигрим - Антон Краснов Страница 20

— А!

Сержант тотчас же обернулся. Я смотрел на это, совершенно не чувствуя ни рук, ни ног. Лицо сержанта в полосе света плыло, размывалось… Счастье, что Нинка молниеносно присела и спряталась за спиной Телятникова. Сержант продолжил осмотр плаката «Queen» и снова начал басить. Он вел свой критический монолог, а Нинка между тем вела Макарку: приложив пальчик к губам, она взяла его за руку и, не обращая внимания на его сла-а-абенькие попытки высвободиться, подтолкнула в угол. Вот девчонка!..

— Это он зря, — говорил сержант, — все равно его найдут. (Это он явно обо мне.) Ну и рожа у этого типа. Где-то я его уже видел. Араб какой-то, нерусский, ептыть. (Это уже снова о многострадальном Фредди; между тем ничего не соображающий Макарка уже стоял в углу, как наказанный, и Нинка с силой толкала его к стене, но не могла сдвинуть этой туши.) А, ну да, — продолжал догадливый старший сержант, — точно! Это же эти… «Беатлес», нах! Мне про них один дембель рассказывал, — прибавил он с такой горделивой интонацией, что сэр Пол и покойный Леннон, верно, расплакались бы в умилении от подобной аттестации их малоизвестной группы [4]. В то же самое время Нинке наконец удалось сдвинуть Макарку с места, и тот точно так же выставил вперед руки, чтобы упереться ими в стену… Дальнейшее представить уже не так сложно.

Тем временем монолог сержанта, свидетельствующий о его высокой музыкальной образованности, был прерван самым бесцеремонным образом. Вошел капитан и, не увидев Телятникова на прежнем месте и вообще в комнате, рявкнул:

— Где он?

Сержант обернулся и выпучил глаза…

Да, Телятникову было не до сержанта. Его круглое лицо в слое зеленовато-бурой жижи плыло передо мной, рот то открывался, то закрывался, и я крикнул ему:

— Не пыжься, дыши! Тут можно дышать!

Машинально Макарка последовал моему совету. Как выяснилось, ЗРЯ он это сделал. Он тотчас же ухватился рукой за горло, лицо его мучительно исказилось, глаза выпучились не хуже, чем у того сержанта, что упустил его из-под носа минутой раньше. Макарка попятился и, споткнувшись обо что-то, упал. Его неповоротливое тело изогнулось, он подгреб под себя ноги и несколько раз дернул левой рукой вместе с плечом. Нинка встревоженно глянула на него и спросила:

— Он подавился, да?

— Мне кажется, что он… — начал я и, наклонившись к нему, выпалил: — Он не может здесь дышать! Он задыхается! Когда ты ныряешь в речку, ты же не можешь дышать под водой? Вот и… Макарка! У него почему-то не получилось, как у нас!

И тут лимонная рамочка прохода, через который удалось осуществить такое невероятное, но, главное, спасительное бегство, вспыхнула еще раз, и продолговатый прямоугольник, слабо мерцая, начал угасать. Странное действие он оказывал на нас до этого момента, оказывается!.. До последнего сохранялась иллюзия присутствия в квартире, но когда, чуть подрагивая и колыхаясь, выход растворился в толще зеленовато-бурой жижи, я окончательно понял, что нахожусь на дне какого-то водоема. Дно водоема покрыто толщей ила, из которого торчат скользкие водоросли. Странно, что я вообще могу их видеть. Из ила поднимаются пузырьки и уходят вверх. Когда Макарка упал, слои ила, особенно густого у самого дна, раздернулись, неохотно пропуская инородное тело. Но сейчас ил снова смыкался, жадно обволакивая Макарку своим отвратительным, зловонным, почти живым студнем. Я схватил его за руку. Рыком поднял на ноги. Приблизил лицо к самому его лицу так, что мы чуть не соприкоснулись носами. Макарка задыхался. По лицу пробегали судороги, губы судорожно подергивались. Нинка молча указала мне направление, в котором, очевидно, и следовало идти.

— Макарка-а-а!!! — закричал я. — Туда, туда! Терпи! Ну!

Проклятый ил немилосердно замедлял движения, приходилось прилагать все усилия, чтобы делать хотя бы один шаг в три секунды. Водоросли цеплялись за ноги, за руки, в бок больно впилась какая-то колючка, я машинально смахнул ее, и она, обернувшись грязновато-пятнистой рыбкой, впилась мне в палец. Вторая моя рука поддерживала Макарку, так что пришлось — без раздумий — поднести ладонь с бьющейся в ней тварью ко рту и вцепиться в нее зубами. Наверно, я озверел, и страх, страх придал мне сил. Я перекусил эту мерзость, как будто всю жизнь только и делал, что жрал мелких тварей на дне болота, как какой-нибудь водяной.

Через несколько шагов я увидел берег. Подводная его часть была крутой, подмытой, затянутой грязью. Удалось зацепиться за какие-то коренья, облепленные грязью, выскальзывающие из рук с ловкостью живых существ. Где Нинка?.. Оказалось, девчонка с легкостью взобралась на скользкий обрыв и спустила мне толстое корневище. Оцарапав руки о ракушки, я все-таки изловчился поймать его и намотал на запястье.

Макарка хрипел и задыхался. Даже в этой проклятой жиже я видел, какое синее сделалось у него лицо, какой свинцовый оттенок приобрели искривившиеся губы. Я потянул на себя корневище, задрал ногу и уперся ею в какой-то выступ. Лезу… лезу… успеть бы, успеть!

…Почему он не может дышать, как мы с Нинкой? Нет! Неправильная постановка вопроса. Почему МЫ, в отличие от нормального стандартного гомо сапиенс, неспособного усваивать кислород в водной среде, можем дышать? (Тогда еще меня интересовали такие мелочи— сущие пустяки по сравнению со всем тем удивительным, что ожидало нас впереди.) Почему?

Я вынырнул на поверхность и тотчас же вытянул уже обмякшее тело Макарки. Тяжелый! Мне удалось наполовину закинуть его на берег. Ноги все еще болтались в воде. После этого я вылез сам и тотчас же занялся Телятниковым. Смахнул с лица мерзкий ил, разорвал на его груди рубаху и с силой нажал обеими руками. Изо рта Телятникова ударил фонтанчик мутной, тинистой воды. Макарка зашевелился и слабо замычал. Над головой прозвучал голос Нинки:

— Илюшка, лучше дай ему лекарство.

— Откуда у меня лекарство, я сам только что из болота вынырнул, — не поднимая головы и продолжая заниматься реанимированием бесчувственного Телятникова, огрызнулся я.

— А какое у вас от всех болезней лекарство? Вот, на!

Тут я поднял глаза. Ну конечно!.. Нинка протягивает мне бутылку «Портвейна 666», а на ее перемазанном зеленой тиной личике сияет самая насмешливая из улыбок, на какую только способны дети в таком неразумном (?) возрасте. А у ее ног стоял знакомый сундучок трех дедов-пятиборцев, в котором сами знаете что лежит…

2

— Интересно, где это мы?

— Гораздо интереснее, как мы сюда попали. Прямо из моей квартиры.

— М-может, мы все-таки доехали до моей дачи, — неуверенно предположил Макарка, крутя головой, — хотя как-то… н-не очень похоже. Ландшафт, знаешь, туг… э-э-э…

— Ландшафт! — перебил его я. — Умник! Даже если предположить, что мы жутко напились и приехали на твою дачу на чистом автопилоте, а менты, обыск и дознание нам только приснились… то как же могло случиться, что у нас еще сегодня был апрель, а тут самое настоящее лето!