Потерянное одиночество [= Поздний вечер вторника ] - Любовь Пушкарева Страница 20

В предрассветный час я уже была выжата до предела, а парню стало хуже; сила, которую я вливала, не шла на пользу, а без толку растекалась по телу, я прекратила вливания, погрузившись в короткий чуткий сон.

Утром, когда солнце стало белым, парень пришел в себя, и мы молча изучающе уставились друг на друга. Пока я лечила его, не зная, получится ли вытащить, то особо к нему не присматривалась, сейчас же самое время разобраться, кого я так упорно «выносила на своих плечах». Ему было лет двадцать, если и больше, то ненамного, внешне он не был похож на отца и деда, наверное, пошел в мать, но глаза… глаза Герба.

– Кто вы? – попытался спросить он, я угадала лишь по слабым движениям губ.

– Я? Узнаешь… – и я, привстав, поцеловала его в безжизненные губы, вливая силу. Его тело принялось бодренько распределять полученный дар, парень вне опасности, это точно.

От моего поцелуя его взгляд стал растерянно-удивленным, а когда я обернулась у двери, потерянно-просящим.

– Мы встретимся, обязательно, – сказала я и прикрыла дверь.

Да, теперь ему от меня никуда не деться, он мой должник, это во-первых, а во-вторых, когда получаешь от кого-то силы больше, чем имеешь сам, то попадаешь в подчинение, иногда полное и безусловное. Кстати, именно так вампы делают себе подобных – сначала кровь и жизненная сила забирается, а потом с кровью создателя бывший человек получает черную силу, заемную, принадлежащую старшему. Очень и очень долго молодой вампир будет рабом своего создателя, и лишь набравшись силы, сможет противиться ему. После того, как он докажет, что может на равных общаться с создавшим его, тот обязан провести ритуал «освобождения» – перерезывания той силовой пуповины, что существует между ними, чтобы младший смог пережить смерть старшего и заводить собственных выкормышей.

Фу… сколько лет и мысли не мелькало о вампах, а тут и воспоминания, и встреча…

* * *

Митх сладко дрых в машине, откинув сиденье – в госпиталь я приехала не в ролсе, а на здоровенном рендж-ровере, сиденья которого могли образовывать удобный диван-кровать. Я стукнула по стеклу, тут же сработала сигнализация, Митх дико заоглядывался, в ответ я приветственно помахала рукой.

По полупустым улицам мы быстро добрались домой.

Спать, спать и еще раз спать.

А потом вызвонить Крега и заставить засранца прийти во что бы то ни стало.

Вечером этого же дня я говорила по телефону со своим самым щедрым и неиссякаемым источником.

– Крег, засранец, ты всех их любишь. Ты вообще любишь всех женщин от семнадцати до пятидесяти. Что значит, не хочу обманывать? А когда ты встречался с тремя, не считая меня, и те трое не знали друг о друге? Ты никого не обманывал? А когда две девицы встретились в твоей квартире, и каждая думала, что видит твою бедняжку сестру, умирающую от экзотической болезни, подхваченной в лесах Амазонки, где она спасала пигмеев от оспы? А когда ты приперся с пробитой башкой, истекая кровью, а за тобой бежали, переругиваясь и деля тебя, три бабищи, которых ты ухитрился подцепить за одну ночь? Моя охрана тогда увечья получила. Из-за твоего дурного вкуса!!! Крег, если ты не явишься на мой зов этой ночью, знай, что когда эта очередная девица… хорошо – очередная жена выставит тебя из дома в одних трусах, а это случится неминуемо, потому что это ты сегодня вдруг почему-то не хочешь обманывать, а через неделю и не захочешь, а обманешь, а через три тебя застукают, а еще через две застукают повторно, но уже не простят. Так вот, когда ты в одних трусах будешь стоять на лестничной клетке… Да? Ну, вот и умничка. Вот и молодец. Жду.

После эмоционального разговора опять накатилась усталость, я продремала весь день, но это мало мне помогло, я слишком вымоталась и выжала себя. Часы до прихода Крега я провела в полудреме. Меня разбудил звонок Дениз.

– Мисс Дженьювин, этот… озабоченный, пришел, – голос моей управляющей был полон праведного, но сдерживаемого гнева.

Бедняжка Дениз не может поверить, что нравится Крегу. Она не может отвыкнуть от мысли, что только извращенцы обращают на нее внимание. Так и было раньше, было, но прошло.

Она родилась и выросла в семье суровых кальвинистов. Когда весь мир уже успел пресытиться вседозволенностью, не оставившей места для стыда и стеснения, Дениз оставалась романтиком, жаждущем истинной любви, а не грязного секса. Все бы ничего, только у нее было что-то не в порядке с гормонами – она была худа, жилиста и широка в кости, на женские прелести был лишь слабый намек, а волевое лицо вполне могло принадлежать мужчине.

Когда мы встретились, Дениз окончила колледж и искала работу. Мне было плевать, что у нее нет опыта, я видела, что человек хочет и может работать. Единственное что меня останавливало, – это странная внешность и, как я тогда подумала, принадлежность соискательницы к секс-меньшинствам, а я не хотела вдруг оказаться предметом страсти своей подчиненной. Я прямо спросила о ее предпочтениях в постели. Дениз вспыхнула, покраснев до больших, немного оттопыренных ушей, и ответила.

– Это не ваше дело, мисс Дженьювин.

В ответ я изложила ход своих мыслей, чем довела ее до бешенства, сменившегося тихой апатией, она вдруг сбросила маску деловой леди и устало поведала свою историю. Дениз никогда не нравилась мальчикам, в школе ее дразнили за более чем скромные наряды, в старших классах за плоское тело и мужиковатое лицо. В колледже ей нравился один молодой человек, и вдруг, о чудо, он проявил к ней интерес, они начали встречаться, дело шло к естественному продолжению отношений в постели. Ей было трудно решиться на секс до брака, но она все же пошла на это. И вот, решающий вечер, романтический ужин, купленное за бешенные деньги белье… Молодой человек видит его, кривится и требует, чтоб она надела мужскую майку и мужские же трусы, в ответ на ее ошарашенное непонимание, он выдает ей все открытым текстом.

Дениз спасло то, что до окончания семестра еще было достаточно времени, глубочайшая двухнедельная депрессия не сломала ей жизнь, она успела хоть что-то выучить и хоть как-то сдать.

Это был не последний подонок в ее жизни, она была слишком похожа на трансвестита. Попытки потолстеть и стать женственнее ни к чему не приводили, появлялся живот, но руки и ноги оставались все такими же жилистыми, а грудь маленькой. Так что, сидя передо мной в свои двадцать с небольшим, она уже не надеялась на счастье и любовь, записав весь мир в подонки и четко решив, что секса без любви не будет. А любви нет, не было, и быть не может.

Я тогда крепко задумалась. С одной стороны, Дениз именно тот работник, который мне нужен, с другой мне не хотелось ежедневно общаться со столь негативно настроенным человеком – темное облако на сердце и голове виднелось преотлично. Когда я уже было решила ей отказать, вдруг заметила, что она с интересом пытается что-то рассмотреть на моем столе. Проследив за ее взглядом, я увидела свою неоконченную вышивку – делала амулет с заживляющими свойствами, вместе с нитями вплетая силу.

– Это вы? Вы вышиваете? – неверяще спросила она.