Четвертое правило Мангуста - Валерий Вайнин Страница 2

– Дашка звонила?

– Около трех ночи.

– Как долетела?

– Без приключений. Такэру ее встретил и передал большой привет тебе лично. Интересовался, не надо ли кому сделать обрезание.

Илья хохотнул:

– Запомнил, стервец!

– Еще бы. При этом сокрушался, почему вы со Стасом не прилетели.

– Мы это уже обсуждали. А вот почему ты…

– И это мы обсуждали, – отмахнулся я. – Не видал я вашей Японии.

Илья посмотрел на меня умными карими глазами:

– Ну да, тебе надо срочно освоить живопись. Рафаэль ты наш…

– А вот этого не будем! – разозлился я. – Вовсе не претендую! Малюю себе, никого не трогаю!

Илья поклонился:

– Премногим обязаны. Не желаешь ли похвалиться достижениями?

– Нет! – закричал я. – Не желаю!

Но Илья уже ввалился в комнату, встал напротив моего автопортрета и, поглаживая бороду, изрек:

– Сходство налицо. Блудодей и агрессор.

– Слушай, старик! – вскипел я. – Ведь я же к тебе не лезу…

– А это чье? Дашкино? – указал он на акварельку.

– Ага. Тоже не нравится?

– Скажу одно: вы друг друга стоите.

– Благодарю, – прошипел я. – Ты просил не лезть в твою математику – я не лезу. Но если ты позволяешь себе прохаживаться по поводу наших незаконченных работ… На войне как на войне! – Я устремился на кухню.

Илья – за мной.

– Старик, ты классно рисуешь! Пикассо может отдыхать!

– И Пуанкаре тоже. – Я взял наугад один из листов с его уравнениями.

Илья тщетно пытался отобрать свою собственность.

– Отдай, морда! Шуток не понимаешь?!

Но я отыскал, что было нужно, и злорадно произнес:

– Так-так. Корень из трех под интегралом – лажа.

– Не трепись, – встревожился Илья.

Я вернул ему лист и ткнул пальцем:

– Вот. Корень сократился, а ты забыл и потащил его сюда. Раззява.

Илья всмотрелся.

– Прав, чтоб тебя! – покраснел он. – Когда в доме из каждой щели прут дистрибьюторы, немудрено…

– А вот тут, – опять ткнул я пальцем, – вы, господин Лобачевский, минус потеряли. Стыдно, батенька, прямо как нерадивый школяр.

Илья ткнул уравнением мне в нос.

– Разуй глаза, ослиная башка! Вот минус меняется на плюс! Видишь?!

Я подарил ему снисходительную улыбочку:

– Конечно, конечно. Только вот при этой подстановке, – я ткнул пальцем в третий раз, – ваш плюсик, сэр, вновь меняется на минус. Не сочтите за труд убедиться.

Илья, конечно же, убедился.

– Чтоб ты лопнул, Мангуст чертов!

– И давай договоримся, – развил я успех, – ты не обзываешь меня Рафаэлем, а я не дразню тебя Лобачевским. Идет?

Илья уткнулся в свои формулы.

– Чтоб тебя дистрибьюторы заели, задница!

– Вот на этой оптимистической ноте позволь удалиться. – Я направился в прихожую.

В спину мне тренькнул телефонный звонок. Взявшись за ручку двери, я притормозил. Илья прошел в комнату, и оттуда послышался его голос:

– Алло! Нет, это не Глеб Михайлович… Квартира-то его, но в данную минуту он практически ушел… Простите, а вы кто? – Илья просеменил с трубкой в прихожую, рассчитывая, что я сам приму решение, отозваться или ускользнуть. – Зинаида Павловна? Директор школы, где он работает?… – Илья сигналил мне бровями. – Даже не знаю, Зинаида Павловна, чем вам помочь…

Я со вздохом взял трубку:

– Здравствуйте, Зинаида Павловна. Рад, что вы меня помните.

Голос моей директрисы звучал сухо и обличающе:

– Своеобразные у вас друзья, Глеб Михайлович.

– Не жалуюсь, – столь же сухо ответил я.

– Так вы ушли практически или как?

– Вернулся с полдороги. Вдруг, думаю, звонит начальство, а я не на посту. И как в воду смотрел.

Илья показал мне большой палец. Директриса, однако, его одобрения не разделяла:

– Ваш юмор, Глеб Михайлович, оставляет желать лучшего.

– Знаю, вы меня давно в этом убедили. Чем обязан?

Из трубки донесся вздох:

– Не собираюсь с вами собачиться, Глеб Михайлович, и без того забот хватает. Мне просто нужно выяснить, когда вы планируете покрасить классы на втором этаже. Там придется еще потом полы подремонтировать, так что… Как насчет следующей недели?

Подслушивающий у трубки Илья воззрился на меня в изумлении. А я обалдел настолько, что не сразу нашелся с ответом:

– Зинаида Павловна, разве у нас учитель французского обязан выполнять малярные работы?

– Разумеется, нет. Я бы не стала об этом и заикаться, но…

– Все же заикнулись. Вдруг проскочит.

– Глеб Михайлович, что за тон? – В голосе Зинаиды Павловны прозвучала растерянность. – Я не стала бы вас просить, если бы Дарья Николаевна сама не предложила. Вы же знаете, какие средства нам отпускаются. Если есть возможность на чем-то сэкономить…

– Какая, к свиньям, Дарья Николаевна? – перебил я, глянув на часы. – Почему вы слушаете бог знает кого?

– Как это? – Директриса, похоже, совсем растерялась. – Дарья Николаевна – ваша жена. По ее словам, покраска помещений – ваше любимое занятие и, если вам не мешать…

– Погодите, погодите, – мы с Ильей обменялись взглядами, – при чем тут моя жена? Откуда вы ее знаете?

– Как это? – повторила Зинаида. – Мы познакомились с ней… Какой сегодня день?

– Понедельник, – подсказал Илья в трубку.

Не прореагировав на изменение голоса, Зинаида пробормотала:

– Уже не знаю, на каком я свете. Дарья Николаевна была у меня в пятницу и сказала: «Если ему не мешать, то…»

– Что ей у вас понадобилось? – вновь перебил я. – Только, пожалуйста, не произносите «как это».

Директриса явно опешила:

– Глеб Михайлович, вы не в курсе? Дарья Николаевна устроилась к нам в школу преподавателем английского. В пятницу я приняла у нее документы.

– Что-о?! – взревел я.

Илья привалился к стене, корчась от смеха. А Зинаида поспешила меня умаслить:

– Должна признаться, я в жизни еще не видела такой красавицы, как ваша жена. С ее отличным дипломом я была счастлива принять ее в наш коллектив. Странно, что она вас не проинформировала.