Слуги света, воины тьмы - Эрик Ниланд Страница 2

Она появилась в коридоре в ту же самую секунду, что и Элиот. Сестра всегда подчеркивала эту синхронность, чтобы досадить ему. Согласно распространенному мифу, у близнецов одинаковые мысли и «зеркальные» движения — то есть они практически один человек в двух лицах.

Но скорей всего, сестрица просто подслушивала, дожидаясь, когда скрипнет дверь комнаты брата. Что ж, Элиота на это не купишь.

— Какой-то ты бледный, — заметила Фиона с притворным сочувствием. — Подцепил naegleria fowleri?

— Я не купался, — ответил Элиот. — Так что, может быть, это не я, а ты подцепила в воде амеб, пожирающих головной мозг.

Он тоже читал третий том «Редких неизлечимых паразитарных болезней».

Это была их любимая игра — «словарные дразнилки».

— Лакшмир, — добавил Элиот, окинув сестру презрительным взглядом.

Дразнилка получилась что надо: персонаж из произведения тринадцатого века «Хроники Твиксбери» Валдена лю Бура. Лакшмир был злобным карликом, зараженным чумой, любителем топить несчастных щенков.

Книга «Твиксбери» пылилась на верхней полке книжного шкафа, стоявшего в коридоре. Сестра ну никак не могла прочесть ее.

Фиона проследила за взглядом брата и улыбнулась.

— Ты перепутал, — объявила она. — Я — благородный Гмеетелло, господин Лакшмира. А Лакшмир — это ты.

Значит, все-таки читала. Ладно. Все равно счет ноль — ноль. Фиона прищурила глаза.

— Иногда, младший братик, — замурлыкала она, — твои умственные способности очень тяжело переносить. И мне кажется, что для всех было бы легче, если бы ты оказался на Тристан да Кунья.

Тристан да Кунья? Это еще что такое?

— Использовать иностранные слова нечестно, — упрекнул сестру Элиот.

Фиона была наделена способностями к языкам, а Элиот — нет. Но между ними существовала договоренность: она не употребляет иностранных слов, а он не придумывает новых. У Элиота имелся особый талант изобретать яркие, но бессмысленные термины, которых не было ни в одном словаре.

— А это вовсе не иностранное слово, — возразила Фиона, довольно улыбнувшись.

Элиот поверил ей. Играя в «словарные дразнилки», они никогда не жульничали. Он попробовал догадаться. Тристан… Это же рыцарь из легенды? Или, может быть, замок? Фиона вечно листала журналы о путешествиях. Скорее всего, второе.

— Да, — проговорил Элиот с притворной иронией. — За его стенами я мог бы надежно спрятаться от твоей физиономии.

Фиона часто заморгала.

— Неплохо, — кивнула она. — Но совершенно неверно. Тристан да Кунья — это остров в Южной Атлантике, в тринадцати тысячах миль от ближайшей обитаемой суши. Население — двести восемьдесят человек. А официальная валюта там, кажется, картошка.

Элиот сдался.

— Ладно, ты победила, — буркнул он. — Подумаешь! Я просто тебе уступил. Кстати, поздравляю тебя с наступающим днем рождения.

— Ты никогда никому не уступаешь, — хихикнула Фиона. — И тебя с наступающим.

— Пошли, — буркнул Элиот и протиснулся мимо сестры.

Фиона догнала его и проскользнула вперед. Еще тысячи томов стояли на полках вдоль обеих стен коридора, от паркетного пола до отштукатуренного потолка, испещренного пятнами от протечек.

Они вошли в столовую и зажмурились, пока глаза привыкали к свету. За витражным окном виднелось кирпичное здание на противоположной стороне улицы и тусклая полоска неба, рассеченного электрическими проводами. К окну с обеих сторон примыкали книжные шкафы.

Прабабушка Сесилия сидела за обеденным столом и писала письма своим многочисленным кузинам и кузенам. Ее тонкая, словно сделанная из пергамента, кожа была покрыта паутиной морщинок. Коричневое платье, стоячий воротник, застегнутый на все пуговки, — вид у нее был такой, словно она сошла с пластинки дагеротипа.

Сесилия поманила детей к себе и обняла Фиону. Элиота она тоже обняла и присовокупила к этому суховатый поцелуй.

Руки у Сесилии дрожали, когда Элиот обнял ее в ответ. Он сделал это осторожно, боясь, что сломает прабабушку, как будто она хрупкий предмет. Сто четыре года — с таким возрастом не шутят.

Элиот любил прабабушку. У нее всегда находилось время выслушать его, чем бы она при этом ни занималась.

— Доброе утро, мои милые, — прошептала Сесилия. Ее голос был подобен шуршанию осенних листьев.

— Доброе утро, Си, — ответили в унисон правнуки. Элиот бросил быстрый взгляд на сестру. Опять она за свое — демонстрирует синхронность. Просто мечтает вывести его из себя.

Сесилия погладила руку мальчика и кивком указала на стопку бумаги у края стола.

— Вчерашнее домашнее задание.

Фиона, которая стояла ближе к столу, первая схватила листки. Просмотрев несколько верхних, она нахмурилась и протянула их брату.

— Твое.

И продолжала просматривать листки дальше.

Элиот взял исписанные страницы, раздраженный тем, что сестра увидела его отметку раньше, чем он сам.

В верхнем углу на первой странице сочинения, написанного на прошлой неделе и посвященного мемориалу Томаса Джефферсона, красовалось крупное «С» с плюсом. Рядом с отметкой было сделано примечание: «Тема недурна. Изложение небезошибочно. Написано скорее на языке аборигенов, чем на английском».

Элиот поморщился. Ведь он так старался. У него в голове было столько идей, но когда он начал переносить их на бумагу, все перепуталось.

Он посмотрел на Фиону. Ее оливковая кожа побледнела. Элиот шагнул ближе к сестре и увидел на первой страничке ее работы жирное «С» с минусом.

— Мои идеи, оказывается, «любительские», — прошептала Фиона.

— Это ничего, — утешил ее Элиот. — Ночью вместе все перепишем.

Фиона кивнула. Она принимала оценки слишком близко к сердцу, не так, как брат. Ей словно хотелось что-то доказать бабушке, а Элиот уже давно отказался от попыток соответствовать бабушкиным ожиданиям. Угодить ей было невозможно. Порой ему просто хотелось, чтобы она оставила их в покое.

— Вместе или по отдельности, — сказала бабушка, — но я надеюсь, что это будет переписано сегодня. Кроме того, вы получите новое задание.

— Доброе утро, бабушка, — поздоровался Элиот.

Ее они всегда называли не иначе как «бабушка». Не «Одри», не «бабуля» — никаких ласковых слов и имен; с ними можно было обратиться к Сесилии. Не то чтобы это запрещалось, но им просто не приходило в голову назвать бабушку по-другому. Только этот титул отражал ее непререкаемый авторитет.

Бабушка была стройна, отличалась идеальной осанкой и гордо возвышалась над внуками, хотя ее рост равнялся всего лишь шести футам. Серебристые волосы, подстриженные коротко, по-военному, ни единой морщинки на оливковой коже лица — а ведь бабушке уже исполнилось шестьдесят два. На ней была клетчатая, наглухо застегнутая фланелевая рубашка, джинсы и ботинки с металлическими носами. Смотрела она на внуков, по обыкновению, с иронией.