Одиночный Дозор - Акилле Кампаниле Страница 2

Едва скользнув по ней взглядом, он критически осмотрел грязный косогор, собственные дорогие ботинки, смерил расстояние до относительно чистых парковых дорожек по ту сторону ручья и растворился в Сумраке.

Алевтина выждала немного, медленно распрямилась, опираясь на палку, раздраженно плюнула на почерневший снег и, забывшись, потрясла в воздухе костлявым кулаком:

– Развелось Дозоров, никакого житья!..

Она испуганно охнула, укусила себя за язык гнилыми зубами, отбросила палку и принялась размахивать руками в воздухе, словно ловя невидимых комаров. Слова, налившиеся Силой, уворачивались как живые. Наконец, изрядно запыхавшись, Алевтина развеяла случайное проклятие по ветру. Его черные лохмотья взлетели в воздух, вырвавшись из Сумрака точно конфетти из хлопушки, сшибли с ближайшего дерева оглушительно каркнувшую ворону, и та, кувыркнувшись в воздухе, замертво упала в грязь, распластавшись у ног ведьмы. Взгляд старухи заметно потеплел.

– Ты ж моя красавица, – почти нежно прошептала она, воровато оглянулась по сторонам и, обнажив на конце клюки острый крюк, одним движением оттяпала вороне голову. Быстро распахнув черное выношенное пальто, Алевтина сунула добычу под растянутую вязаную жилетку в карман халата. Затем выдрала из хвоста несчастной птицы несколько перьев, поддавшись вдохновению, прихватила еще левую лапку, спалила окровавленные птичьи останки и, не оглядываясь, заковыляла прочь.

* * *

Носить на шее боевые амулеты Никита Сурнин перестал давно – к концу первого года работы в оперативном отделе. Если у него на груди и болтался какой-нибудь кулон, прикрытый от посторонних глаз соответствующим заклятием, то чаще всего им оказывалась пустышка либо защитный амулет или нехитрое свернутое заклинание вроде «длинного языка». Разумеется, высокоуровневых Темных Иных такой маскарад мог только позабавить, и даже более того: при встрече с ними он мог сыграть с Никитой Сурниным злую шутку. Но высокоуровневые Темные Иные и не шалили по ночам на улицах. Неприятности Ночному Дозору города Москвы они доставляли совсем другими способами.

Рассчитана эта военная хитрость была как раз на всякую мелкую шушеру, с которой чаще всего приходилось сталкиваться оперативникам. Взгляд Темного нарушителя обязательно приковывал сверкающий Светом медальон на шее дозорного. И Никита, легко жертвуя пустышкой, выигрывал в Сумраке несколько драгоценных секунд при задержании.

Все это, конечно, было хорошо. Все это говорило о том, что Никита Сурнин – оперативник опытный, со своим стилем и почерком, что к работе он подходит осмысленно и даже немножко творчески и, несмотря на относительно молодой для Иного возраст, уже имеет собственные наработки… Если бы оба рабочих амулета, лежавших в карманах куртки, не были за прошедшую ночь полностью разряжены. Вернее – за две прошедшие ночи и полдня, которые Никита с двумя патрульными гонялся за Темными изготовителями амулетов. Разумеется, никакой лицензии у подпольного цеха в помине не было, и при появлении сотрудников Ночного Дозора, внезапно нагрянувших с проверкой, в подвале началось настоящее светопреставление: нечисть рванула прочь сквозь окна, двери, стены и два слоя Сумрака, попутно устроив на реальном слое пожар площадью почти в двести квадратных метров, так что смена у Никиты закончилась не скоро.

В последнее время он вообще начал забывать о тех днях, когда, отработав смену, можно было сдать рапорт и уйти домой. И не он один! Если бы в дежурке хватало места, этой зимой сотрудники оперативного отдела переселились бы туда всем личным составом, чтобы не тратить драгоценное время на дорогу.

Поминая недобрыми словами Темных искусников, из-за которых он среди бела дня опасно клевал носом за рулем, Никита ехал домой мимо центральных ворот парка, когда ему вдруг почудилось, что за оградой как-то особенно темно и сумрачно и звучит из-за голых деревьев едва слышная ускользающая мелодия – томная, тяжкая, пленительная…

Сурнин тихо выругался, дал по тормозам, включил аварийку, выскочил из машины и помчался к воротам.

Почти бегом миновав главный вход, он остановился на центральной аллее и вновь прислушался к нечеловеческому пению. Сумрак звучал странно. В ускользающей мелодии, конечно, улавливались манящие нотки, характерные для истинного вампирьего зова, но в то же время ей не хватало изящества и страстной неотвратимости. Скорее даже наоборот – слышались совершенно нехарактерные для традиционного зова воинственные интонации: гудела далекая и неясная барабанная дробь, выли призрачные трубы, заставляя неведомые полки разворачивать атакующий строй. Но главное – в сумеречном пении угадывалось несколько голосов, и это был первый случай в практике дозорного Никиты Сурнина, когда он слышал хоровое пение вампиров. К тому же не направленное на конкретную жертву! Донельзя озадаченный Никита быстро зашагал на звук.

Возле дощатой эстрады, зачарованные пением, стояли люди, бессмысленно таращившиеся на дешевое представление каких-то местных ребят, а поблизости копошилась ведьма – безобразная и скрюченная, как Баба Яга. Удивительно, но свой истинный облик старая карга и не думала скрывать, равно как и возраст, который оказался таким почтенным, что Никите даже при беглом осмотре стало не по себе. Уровень Силы ведьмы, да еще такой опытной, – вечная загадка для Светлых дозорных. Особенно для мужчин. Светлые волшебницы из оперативного отдела с этой задачей справлялись намного лучше, а Никита перед ведьмами не то чтобы робел, но как-то каждый раз терялся. С одной стороны – женщина. Как правило, немолодая, одинокая и не слишком счастливая, Иная опять же… Темная. Зачастую Темнее своих магов и такая тварь, что ни вампирам, ни оборотням, ни даже сотрудникам Дневного Дозора с ней лишний раз связываться не хочется! А Светлому оперативнику что с такой делать прикажете? Бить ее? Тащить в Сумрак, «прессом» там давить или вязать сразу? А может, она ничего предосудительного не делала, травки собирала да Весну кликала, чтобы на шабаше подружки не замерзали, и регистрация у нее в порядке, и лицензия в кармане имеется. А то, что ведьма чернее ночи, страшна как термоядерная катастрофа и весь белый свет ненавидит, так то ж ее Темная природа такой сделала, а против природы не попрешь.

В этот раз Никите повезло. Едва углядев метки Ночного Дозора, ведьма предпочла убраться куда подальше, всем своим видом показывая, что она здесь просто мимо проходила. И почему-то в этот раз Никита безоговорочно поверил Темной старушке. Он бросил на эстраду быстрый взгляд, убедился, что ауры обоих ребят, кривлявшихся на сцене, человеческие, и стремительно поднял с земли свою тень.

Утро сегодня выдалось мглистым и туманным, мартовский денек – промозглым. Непробиваемые ватные тучи отражались в грязных лужах и сером асфальте, остатки снега чернели на газонах, а весь город затянуло мелкой колючей сеткой дождя… После безрадостных городских пейзажей смазанные цвета Сумрака показались Никите теплыми и почти домашними. Ну, может, не совсем теплыми, но они здесь хотя бы были – эти самые цвета! Эстрада, которую вопреки ожиданиям не размыло в прохладной серости, возвышалась впереди жутковатым остовом погорелого театра, от которого остались фасад с пустыми провалами окон и угольно-черная арка входа, ведущего под каменные своды, в таинственный грот, тонущий во мраке. В окнах первого этажа переливались прозрачные рыжие сполохи, как будто в реальном мире здание, охваченное огнем, полыхало вовсю. На втором этаже медленно клубился Сумрак, от чего уцелевший фасад дрожал, словно в морозной дымке.