Осень для ангела - Сергей Шангин Страница 2

* * *

Много лет тому назад молодой еще Иван Васильевич ушел с завода, бросил работу инженера и устроился работать на кладбище простым сторожем. В то время он не только не испытывал желания связать свою жизнь с кладбищем, но и, как многие люди, относился к нему с опаской.

Он просто сбежал от друзей и прежней жизни, разочаровавшись в любви и женщинах в целом. Молодое сердце горячее, но глупое. Разочаровавшись в одной, он вычеркнул из своей жизни всех, кто мог напомнить ему о ней, о той единственной, ради которой готов был умереть.

Но вышло по всему, что смерть его была совершенно ненужной. Более востребованы оказались хорошая должность, приличная зарплата и наличие собственного автомобиля у нового ухажера его любимой девушки.

Иван Васильевич не стал гордо стукать дверью и кричать на весь свет, что все женщины… и такое прочее. Он просто ушел в сторожа на кладбище. Просто запил горькую, найдя в ней источник успокоения души. Хотя пить долго не получилось — душа не приняла подобного издевательства над организмом.

Он ограничил спиртное минимумом и окунулся с головой в работу. Хотя на первый взгляд, какая у ночного сторожа работа? Сиди себе, да любуйся звездочками. Покойники не хулиганы, шалить не будут. Храбрые в городских подворотнях отморозки на кладбище ночью не забегают, не дураки, видать сказками пуганные.

Скука одна. От скуки мысли всякие пакостные в голову лезут, думается о смысле жизни, точнее о ее бессмысленности. Ну, кому ты нужен ночной сторож? По возрасту парень молодой, а душой, как старик старый. Сидишь обиды, как Плюшкин перебираешь. Одно и то же каждый день! Не надоело?

Надоело! Потому и начал Иван Васильевич повсюду себе работу искать. Дело нехитрое, куда взгляд не брось, там тебе и работа. Было бы желание, а работы на кладбище завсегда прорва. Все от взгляда зависит, от поворота мысли. Хотя найдется такой человек, что назовет ту работу скучной и не важной.

Скучная или не важная, а работы той много. Все нужно видеть, за всем присматривать, недостатки всякие устранять, теребить, кого следует, просить, уговаривать, просьбы родственников выслушивать: «Вы уж тут присмотрите за могилкой!»

Втянулся в кладбищенские проблемы, свыкся с могилками, да крестами, перестал бояться по ночам гулять. Время, как известно, все лечит. Затянулись душевные раны, забылись обиды, наслоились заботы и дела. Мысли закрутились вокруг других проблем.

Сам привык и все привыкли к тому, что простой сторож затычка в каждой дырке и пришла кому-то в голову светлая мысль, давайте его директором назначим! Ему почет, кладбищу польза.

Кстати и прежний директор пропал неведомо куда с кассой и ценными предметами обряда. Чем искать по объявлению еще большего прощелыгу, лучше взять, так сказать, из своих рядов проверенного кадра.

Перешел Иван Васильевич в одночасье из развалюхи сторожки в новый кабинет. И принял бразды правления в виде резиновой печати и одинокой папочки с завязками, где и хранились остатки кладбищенской документации. Тут тебе и приход и расход и нулевой, а точнее сильно отрицательный результат.

Пощелкал он костяшками счетов, огляделся в кабинете и в первую очередь решил навести порядок. Кабинет директора не сарай и не проходной двор. Еще по заводу помнил он, с каким уважением все относились к директорскому кабинету.

Организовал субботник и привел кабинет в божеский вид — обои новые наклеили, диванчик из Красного уголка притащили для посетителей, стол дубовый, невесть как в их епархию попавший, в кабинет всем миром затащили.

Стол тот покорил сердце Ивана Васильевича прочностью форм и зеленым сукном. Солидно и глаз радует. В тон сукну лампу с зеленым абажуром поставили. С креслом новый директор решил погодить, не велик царь, на стуле посидит. И работа пошла.

* * *

Каждый вечер Иван Васильевич удобно устраивался за любимым столом с зеленым сукном, зажигал настольную лампу зеленого цвета и торжественно клал перед собой стопочку одинаково серых бумажных скоросшивателей.

Его лицо озарялось торжественной улыбкой, плечи расправлялись, руки на мгновение замирали над папочками, словно не решаясь прикоснуться к священной тайне.

— Ну-с, господа, давайте знакомиться! — всякий раз говорил он одну и ту же фразу, открывая верхнюю папочку и вслух читая написанное.

Фраза повторялась изо дня в день из года в год, но не теряла для Ивана Васильевича своей святости и торжественности. Он не просто знакомился с «делами» свежепогребенных граждан, а превращал этот процесс едва ли не в званый ужин.

Директор кладбища смотрел «дело» за «делом», сообщал новым знакомым, как и где их похоронили, какая растительность произрастает вблизи места их последнего упокоения и как выглядят их памятники и оградки.

С годами круг «знакомых» Ивана Васильевича расширился до невозможности, но его профессиональная память хранила имена и обстоятельства упокоения каждого клиента покрепче хваленных компьютеров. Шептайло гордился своей работой, гордился своим кладбищем и крайне гордился разносторонностью своего «общества».

Сторонний наблюдатель, случайно побывавший на таком вечернем представлении, счел бы, что хозяин кабинета сошел с ума или очень близок к тому. Ибо человек в добром уме и здравии вряд ли будет гордиться и тем более радоваться своему знакомству с давно умершими людьми, таким образом, словно каждый вечер заходит к ним на огонек чайку попить.

Обычному человеку порой трудно понять другого обычного человека, что же говорить, когда он сталкивается с человеком необычным, можно сказать уникальным? Необычные люди простому уму кажутся ненормальными. Не мной придумано, традиция такая.

Узнай кто про особенность Ивана Васильевича, про его необычность и пришлось бы ему попрощаться с должностью. Кто же станет держать на такой должности человека ненормального? Только другой ненормальный и станет.

Читатель затаил дыхание, сладостно предвкушая, что же такого необычного есть в директоре кладбища? Какие ужасные тайны скрываются под личиной благостного старичка?

Может он покойников по ночам выкапывает или голый при луне меж могил прыгает, призывая души предков? А вдруг…? Нет, не может быть! Ужасно! Неужто с самим Сатаной договор заключил и втихушку ему по дешевке души толкает, себе жизни и здоровья выгадывая? Брехня.

От чего же он в восемьдесят лет такой живенький и здоровенький, хитро прищуря глаз, спросит пытливый читатель. В его годы по статистике положено под лежачий камень, а он который год тот камень перепрыгивает.

Неспроста, ой неспроста, нечистой силой попахивает. К тому же на кладбище… опять же по ночам… и в одиночку. Страшненький человечек, ужасненький старичок, сам черт с ним раскланивается, не иначе.

Ерунда все это, любезный читатель. Полная чепуха. Черта Иван Васильевич поминал, как и все к случаю, сам того черта не видел и уж совершенно точно никаких договоров с ним не подписывал.

А особенность его заключалась в свойствах душевной организации или некоторой паранормальностью той организации, не путать с ненормальностью.