Омикрон - Андрей Ливадный Страница 2

Джон Хаммер умер. Война, то затухая, то разгораясь с новой силой, длилась уже без малого тридцать лет. Дорога в дальний космос давно была открыта, но туда некому стало улетать. Новые поколения, рожденные в условиях жестокого противостояния Земного Альянса и Свободных Колоний, не могли погасить тот пожар, что вспыхнул до их появления на свет, а сам Табанов, уцелевший вопреки печальной статистике в сотнях кровопролитных боев, давно разучился лгать, равно как воспринимать ложь. Он утратил всяческие иллюзии, превратившись в жесткого, последовательного и логичного пятидесятилетнего адмирала.

— Сэр, мы приближаемся, — нарушил его мысли голос капитана крейсера. Станция ответила на вызов, ее системы готовы к стыковке.

— Он не пытался вести переговоры или угрожать сопротивлением?

— Нет. Он вообще не выходил на связь. Со мной общался кибернетический мозг.

Табаков кивнул:

— Подготовьте десантный корабль, со взводом охраны. Передайте полковнику Штейнеру, чтобы он был готов к вылету через пять минут.

— Простите, сэр, но, на мой взгляд, взвода будет недостаточно…

— Оставьте, капитан, — отмахнулся от него Табаков. — Я знаю, что делаю и к кому лечу. Исполняйте приказ.

* * *

С резким неприятным шипением сжатого воздуха сработал механизм шлюзового затвора, отпирая многотонные створы герметичного перехода.

На просторной предшлюзовой площадке стоял один человек. Он не был вооружен и вообще мало походил на военного. В стерильном белоснежном комбинезоне, не скрадывающем, а, наоборот, подчеркивающем сухопарость старческой фигуры, он мог показаться жалким, одиноким и беспомощным, если бы не глаза, такие же пронзительные, ясные, как и у Табанова.

Стоило поймать их взгляд, как морщинистое лицо, крючковатый нос и тяжелые кустистые брови переставали играть существенную роль в восприятии облика этого человека, — черты его лица могли хранить неизгладимый отпечаток старости, но они не отражали его внутренней сущности, не говорили ни о чем, кроме физических примет возраста.

…Первыми в проеме открывшегося люка появились двое десантников. Они тут же заняли посты по обе стороны выхода из шлюзовой камеры, внутри которой все еще вихрился пар. Эти впитавшие космический холод конструкции вступали в неизбежную реакцию с поданным изнутри станции воздухом, влага из которого оседала на стенах и уплотнителях толстым мохнатым, но недолговечным слоем инея.

Пол переходной камеры тоже покрылся тонкой коростой наледи, но Табаков, появившийся вслед за авангардом десантной группы, шагал, как обычно, уверенно и размашисто.

Преодолев порог шлюза, он сделал еще несколько шагов и остановился напротив старика, одетого в белоснежный комбинезон.

Сзади занимали позиции молчаливые, сосредоточенные бойцы десантного взводя. Последним из проема шлюзовой камеры вышел полковник Штейнер.

— Ну, здравствуй, Вячеслав Андреевич, — первым нарушил гробовое молчание Табанов.

Старик смотрел на него пристальным, немигающим взглядом, пока какое-то давнее воспоминание не шевельнулось в глубинах памяти, медленно выдавливаясь из бездн подсознания.

— Капитан Табанов?.. — полуутвердительно произнес он, тут же осекшись взглядом на знаках различия негаданного визитера.

— Да, Вячеслав Андреевич. Был капитаном, когда встречались в последний раз. — Адмирал демонстративно сжал в кулак кисть правой руки, затянутую в тонкую черную ткань спецперчатки. Мало кто знал, что правая рука Табакова, начиная от локтевого сустава, представляет собой кибернетический протез. Вспомнили, значит?

— Вспомнил. — Тон старика изменил ему лишь на миг. Дрогнул голос, но потом все стало прежним: молчаливый, холодный, испытующий взгляд, плотно сжатые, почти бескровные губы, хмурые седые брови…

Адмирал спокойно выдержал этот взгляд. Он не питал враждебности к старику, который был в свое время ведущим хирургом центрального клинического госпиталя флота.

— Как же так… — адмирал обвел неопределенным жестом окружающее пространство. — Почему вы бросили практику в госпитале, Вячеслав Андреевич? Разве спасать жизни стало не по душе?

Старик вдруг криво и презрительно усмехнулся.

— Я хирург, а не компьютерный техник, — с внезапной резкостью в голосе ответил он. — Когда клинический госпиталь флота стал превращаться в мастерскую по ремонту боевой техники, я, естественно, ушел оттуда. — Он с досадой посмотрел на Табанова и добавил:

— Людей стало меньше, чем машин, разве это не очевидно, адмирал? Надеюсь, вы не забыли древнее предостережение?

— Какое? — перебил его Табаков. Старик опять усмехнулся.

— «Либо Человечество покончит с войной, либо война покончит с Человечеством», — процитировал Волкошин и тут же добавил: — На мой взгляд, очевидно последнее…

— Именно поэтому я прилетел сюда, — ответил ему адмирал. — Как бы вы ни относились к сложившейся ситуации, но нам волей-неволей придется поговорить.

* * *

Разговор не клеился, и пока они шли по длинному, тускло освещенному коридору, ведущему в глубь станции, Табанов решил взять инициативу в свои руки.

— Чем вы занимаетесь сейчас, Вячеслав Андреевич? — спросил он, не обращая внимания на неприязненное выражение лица Волкошина.

— Пытаюсь спасти человечество, — лаконично ответил тот, понимая, что главнокомандующий силами Альянса не станет тратить свое время лишь для того, чтобы засвидетельствовать почтение престарелому военному хирургу, который лет двадцать назад выволок смертельно раненного капитана ВКС с того света, попутно имплантировав ему кибернетический протез взамен оторванной по локоть правой руки.

Табанов некоторое время шел молча, а потом проронил, так же скупо и откровенно:

— Мои задачи менее глобальны. Я пытаюсь спасти не человечество целиком, а Землю.

— Не понимаю, в чем сходятся наши интересы?

— В людях. Нас действительно стало в сотни раз меньше, чем машин. И это заботит меня, поверьте.

Волкошин внезапно остановился.

— Даже если это так, адмирал, то я, — он ткнул себя в грудь указательным пальцем, — я не только не смогу вам помочь, но и не желаю этого делать!

— Почему? — спокойно осведомился Табанов.

— Потому что вы ведете войну на уничтожение, и я более не намерен принимать в ней участия.

— Решили умыть руки?

— Ничуть, — резко ответил Волкошин. — Но вытаскивать с того света солдат для того, чтобы через месяц вновь получить их, еще более изуродованными, чем прежде, я не желаю. Это издевательство над биологией и нравственностью!.. Гораздо честнее перепоручить войну кибернетическим машинам, что вы, к слову сказать, и делаете на протяжении последнего десятилетия!..

Разговор на резких тонах был прерван: Табанов и Волкошин подошли к мощной межсекционной переборке, проход в которой запирала многотонная овальная плита внешнего люка шлюзовой камеры.