За девятое небо - Екатерина Мекачима Страница 2

– Как ты смеешь? – из толпы вышла берегиня. Сохатая наклонила голову набок и хмуро посмотрела на русалку. – Неужели Тьма теперь и в Царствии Индрика обитает? И что тебе надобно, мёртвая?

– Я такая же мёртвая, как и ты, рогатая, – с вызовом ответила Марья, гордо вздёрнув подбородок. Берегиня ахнула; толпа за ней ещё больше оживилась. Несколько стоящих поодаль вил взмахнули прозрачными крыльями. – Если ты, дева Леса, обратишься к своему Духу, а не к гневу, то почуешь, что я – дочь Леса. – Марья кивнула на тояг.

Берегиня недоверчиво окинула взором русалочий посох, посмотрела на Дрозда, шагнула к Марье ближе и, шумно втянув носом воздух, закрыла глаза.

– Правду говоришь, – медленно протянула и вновь взглянула на хмурую русалку. – Какую душу Мору вместо себя отдала?

Дрозд, закружив над берегиней, сердито прощебетал.

– Не отдавала я Топи душ, – прищурилась Марья, и берегиня отпрянула. – Светозар по своей воле меня вызволил, ради спасения Леса. Ведь грядёт война великая, вот ради чего Вече собралось.

– Неясное молвишь, – ощетинилась берегиня и зашептала, но Марья, стукнув тоягом оземь, прервала её ворожбу.

Сердце русалки захлестнула холодная обида: раньше люди её не принимали, а теперь и Лес, что она спасти должна, не жалует!

– Отойди с дороги, сохатая, – сказала Марья и медленно пошла вперёд вдоль ручья. Берегиня, недоверчиво взирая на Марью, отступила. – Вы все расступитесь! – сдерживая гнев, повелела русалка лешим, и те, глухо переговариваясь, освобождали путь деве с лесным тоягом, бубенцы которого тихо и мягко перестукивали.

Марья, гордо подняв голову, медленно шла сквозь толпу, расступавшуюся перед ней, Дрозд летел следом; еловое одеяние Марьи тихо шелестело, по серебряной воде ручейка стелился серебристый туман. Холодные взгляды сторонившегося нави лесного народа леденили душу русалки, обида полыхала пламенем, но Марья, вспомнив о Светозаре, отогнала безрадостные думы.

Лешие с рыком отошли, и взору Марьи предстало сердце Великой Поляны: древние деревянные столбы окружали сидевших на брёвнах старейшин леших, крылатых златовласых вил и сохатых берегинь. Подле большого костра на деревянных, покрытых мхом, грубых тронах расположились князья леших, великие берегини и вилы. Ручеёк Белой реки уходил в землю подле огня. Отсветы жёлто-зелёного пламени плясали на плащах и тоягах правителей лесных княжеств; шерсть леших отражала свет, а рога берегинь, как и полупрозрачные крылья вил, тихо мерцали. На спинках тронов позади леших сидели птицы, как догадалась Марья – проводники.

Русалка невольно замедлила шаг: её взор упал на маленького седого полевика, восседающего на троне, гораздо больше его самого; на лешем была человеческая одежда: штаны, онучи и лапти; на льняную рубаху, перехваченную алым поясом, накинут зелёный плащ. Жёлтые глаза лешего смотрели на Марью пристально; на спинке его трона сидел белый филин.

Русалка с трудом отвела взгляд от полевика: она шла между брёвен, на которых сидели старейшины, и со всех сторон слышался холодный, будто ветер Неяви, шёпот:

– Навь… навь из Царствия Индрика пришла!

– Неужели Тьма наводнила и Небо Индрика?

– Чей у неё тояг?

– Кого она умертвила?

– Зачем явилась?

Марья, не дойдя до престолов, резко остановилась. Русалка тяжело дышала, сдерживать гнев становилось всё труднее: как же она отвыкла быть живой! Великий Индрик! Какое же это мучение!

– Он погиб, спасая вас! – воскликнула Марья, не выдержав. На Великой Поляне воцарилась тишина. Даже жёлто-зелёное пламя перестало трещать. Марья расправила плечи и оглядела собравшихся. – Он не меня спасал, а вас! – повторила русалка громко, и Дрозд, чирикнув, сел на тояг. – Потому что только мы, русалки, сможем затушить стену огня, что погубит Лес зимой! Только кровью своей – мёртвой водой – мы сможем потушить огонь Хорохая!

– Какой огонь? – раздалось из толпы, окружавшей скамьи.

– Огонь зимой?! Морок решила наслать, нечистая, да? – гневно вопрошал ещё кто-то.

– Что случится с Лесом? – спросила сидевшая недалеко от Марьи вила. Русалка посмотрела на крылатую деву с золотыми волосами, облачённую в шёлковый плащ.

– Грядёт война, – сказали позади, и Марья обернулась: тот самый в человеческой одежде полевик, хмуро глядя на русалку, говорил: – Война всего Света. Ради этого я созвал Великое Вече, – слова лешего прокатились над Великой Поляной и сгустились тишиной. – Только твоей, русалка, крови не хватит, чтобы остановить грядущее, – добавил полевик печально.

– Моей – нет, – покачала головой Марья и медленно пошла к лешему. Дрозд вспорхнул с тояга и опустился на плечо русалке. Сидевшая рядом с полевиком берегиня внимательно смотрела на Марью. – Но если соберутся русалки со всей Тайги, с Северной и с Южной, мы одолеем огонь Юга.

Леший усмехнулся.

– И кто их соберёт? Тебе одной такое не по силам.

– Ты, княже, и Светозару так сказал, верно? – прищурилась Марья, и взгляд лешего налился темнотой. – Ты – князь Дреф, так? – спросила она, остановившись напротив князя Йолка.

Полевик кивнул.

– Ты ошибся, княже, – гордо проговорила Марья, и её окружил шёпот собравшихся на Вече, но русалка не вняла ему. – У Светозара получилось.

– Я вижу, – сухо сказал Дреф.

– И у меня получится, – уверенно ответила русалка, и Дрозд на её плече согласно пропел. – Я спасу Лес, а затем вернусь в услужение к Топи, как и обещала Светозару. – Марья поклонилась Дрефу и отступила назад. – Ибо только так я смогу искупить вину за то, что сама себя по- губила.

Дреф продолжал хмуро смотреть на Марью; по Великой Поляне летал встревоженный шёпот.

– Что же стало со Светозаром? – прошептал кто-то, и Марья обернулась: на ближайшем бревне сидела высокая рыжая гаркунка и печально смотрела на русалку. На тояге гаркунки сложила крылья Свиристель.

Рядом с лешей расположились высокий юный белый елмаган, птицей-проводником которого был Воробьиный Сыч; гаркун с помощником-Кедровкой; маленький светло-бурый полевик, на навершии тояга которого чистил пёрышки красноватый Щур, и взрослый бурый бородатый гаркун – лешие внимательно смотрели на Марью, как и остальные собравшиеся на Вече.

– Светозар в плену у Топи вместо меня, – ответила Марья, и гаркунка прикрыла ладонью рот. Взволнованный шёпот стал громче. – Сын Леса спас меня ради вас. Светозар всей душой любит Лес, любит каждого из вас, – русалка обвела взглядом леших, вил и берегинь. – Я прежде не встречала сварогина, в душе которого было бы столько света. Даже зная, что вы отвернётесь от него, он пожертвовал собой ради вас. – Марья вновь обернулась к Дрефу.

– Я знаю, – ответил князь Йолка. – Но я не мог благословить Светозара на поступок, который угрожал погубить весь Свет.

– Поэтому я не спрашиваю твоего благословения, княже, – ответила Марья, и Дреф нахмурился. – Хоть я теперь и дочь Леса, но, как русалка, свободна. Я пришла на Вече, чтобы сказать вам о том, что я соберу русалок и мы потушим огонь. – Марья легонько поклонилась Дрефу.