Ночь шинигами - Кайли Ли Бейкер Страница 2

Я никогда не встречала Анку, но всегда и везде ощущала его присутствие, точно так же, как люди чувствуют неосязаемое: любовь или ненависть. Все жнецы были его подданными, рожденными на полпути между людьми и богами, обязанными служить и поддерживать баланс в мире смертных. Нас считали кошмарным злом, не представляя, как сильно мы на самом деле нужны. Смерть пугала, а благодаря страху люди становились более интересными. Без смерти человечество оставалось бы вялым и косным. Даже жнецов рано или поздно настигает коса смерти.

В Британии мы служили Анку, но в каждой стране жнецы покорялись своей особой Смерти. В Китае – Яньло, правителю Пятого судилища ада, Царства Стенаний, Пыток и Воплей. В Мексике жнецы были подданными Санта Муэрте, святого скелета в ярком платье, покровительницы отвергнутых. А в Норвегии смерть воплощала Песта, чумная ведьма, сеющая гибель пыльной метлой. По крайней мере, так гласили легенды.

Но я как никто знала, что легенды эти были словно развесистые деревья, выросшие из крохотных семян правды.

Когда я прошептала молитву Анку, мои губы онемели от языка смерти. Священные слова взлетали к Королю, взывая о благословении как моей проклятой души, так и души покойного. Язык мертвых витал в воздухе дольше любого человеческого наречия, будто звуки его врезались в саму ткань вселенной. Он был искаженным и проклятым, этот язык, что понимали все, но произносить могли лишь создания смерти. Когда ледяная ночь поглотила молитву, я распахнула окно и выбралась в застывшую тьму.

Снежинки парили в воздухе, словно звезды в беззвучной галактике, вороны замерли в полете, широко расправив черные крылья. Всего в квартале от меня за невидимой гранью падал снег. Я была слишком молодой собирательницей и до сих пор не могла контролировать время на большом расстоянии.

Как бы я хотела остаться навеки в застывшем мире, тихом и спокойном, но, разумеется, это было невозможно.

«Время не создается, но крадется, – повторяли Хранители времени всякий раз, когда упрекали меня за медленную жатву. – Ты заплатишь за каждую украденную секунду». Само собой, ведь для сохранения баланса во вселенной все дополнительные мгновения, что мы утаивали в процессе жатвы, Анку отрезал от наших собственных жизней. Нам было суждено провести украденные минуты, останавливая часы и собирая души, ведь только так мы могли быть уверены: люди не увидят нас до своего смертного дня и мы останемся лишь городскими легендами и суевериями. Жнецы жертвовали своей жизнью, чтобы человечество никогда не открыло пугающую правду. Люди инстинктивно всеми силами боролись со смертью, но не могли победить нас, поскольку до последнего мгновения не знали о нашем существовании.

Жизнь жнецов длилась тысячи лет, а поэтому потеря каких-то минут не играла особой роли. Но часы, дни и месяцы крали только полные придурки. Всякий раз, останавливая ход времени, мы слышим далекое тиканье, что усиливается с каждой украденной секундой, напоминая: сколько бы мы ни пытались прикарманить, однажды смерть придет и за нами.

Я прижала руку к медальону, что так и болтался на шее, холодя кожу под одеждой. Мои часы, сделанные из чистого золота и серебра, были ключом, контролирующим время. На свою сотую годовщину каждый жнец получал такие. Хранители времени отмечали по ним всякий след, оставленный нами, всякую украденную секунду, что причислялась к нашему долгу. Сквозь золото и серебро время просачивалось в кровь, а затем слетало с кончиков пальцев, куда я пожелаю. Каждые часы были уникальны, на их изготовление требовалось несколько месяцев, и их невозможно было передать другому. Мы оберегали свои хронометры пуще родных детей. В конце концов, бездетные жнецы оставались жнецами, а вот жнецы без часов становились просто очень медленно стареющими людьми.

Я сняла цепочку с шеи, натянула капюшон и сунула часы в карман.

Время разморозилось в тот самый момент, как я отпустила металл, и в то же мгновение ледяной порыв завывающей вьюги сорвал капюшон с моей головы. Я снова накинула его, хоть руки тут же застыли на ветру, потому что никому нельзя было увидеть цвет моих волос. Если меня заметят, у меня будут проблемы.

Нужно было вернуться домой до Последней жатвы, а иначе я застряла бы на улице до следующих сумерек. И тогда брат непременно нарушит комендантский час и отправится разыскивать меня, а значит, мы оба окажемся снаружи, когда церковные гримы ^[2] выйдут на охоту. Я-то с ними справлюсь, но вот Нивену придется туго. Церковные гримы выглядят как собаки, а Нивен скорее собственные часы съест, чем убьет собаку.

Кроме того, терпеть не могу бродить с полным карманом необработанных душ, ведь стекло сосудов хоть и прочное, но не вечное. Если, например, я упаду с часовой башни, или меня насадят на кованую ограду, или толкнут под коляску, флаконы разобьются и души застрянут в мире смертных.

Я пробежала через Белгравию, глубокой ночью почти безлюдную. Площадь, словно тюремные вышки, окружали огромные белые особняки, бойницы окон верхних этажей глазели на улицы. Я промчалась мимо покосившихся зданий красного кирпича на Уилтон-Кресент, свернула с открытого пространства и нырнула в темные боковые улочки, надеясь спрятаться в тени.

Как только я оказалась на Кадоган-плейс, время снова изменилось.

Я ощутила призрачную руку на шее и обернулась, но на морозной улице больше не было никого. Не слышалось ни далекого гудения труб, ни глухого стука копыт по мостовой, ни отголосков разговора из соседнего квартала – только бесплотная тишина. Каждый мой вздох звучал громче крика.

Я подняла капюшон и посмотрела на миллион снежинок, застывших в воздухе, но не по моей воле.

Шла бы я, бежала или ползла – меня ничего бы не спасло. Их холодные руки втащили меня в замороженный мир. Они наблюдали, скрываясь в тени, выжидая, что я предприму дальше.

Они отлично знали, что чем дольше таятся в тишине, тем более страшные картины я воображаю, представляя, как меня разорвут на кусочки, разнесут по косточкам. В отличие от людей, которые встречают их лишь раз в жизни, перед тем как душа унесется в пустоту, я прожила рядом с ними почти два столетия.

Стоило слагать городские легенды о таких жнецах, как они, а не о подобных мне. Пусть я и ужасная, но новичков бояться не стоит.

Вот какие истории следовало бы рассказывать людям. Сначала ты почувствуешь на лице их руки, прикосновение смертельного холода пробудит тебя ото сна.

Затем стихнет тиканье часов, и ты останешься один в темноте. Лишь дыхание участится в абсолютной тишине.

На полпути между сознанием и смертью зрение затуманится из-за недостатка кислорода, и к тебе приблизится фигура в серебряном плаще – чтобы погубить тебя.