Злые игры - Андрей Васильев Страница 2

– А еще есть такие закладные покойники, – посверкивая глазками, вещал Родион, то и дело отхлебывая чай из полулитровой фаянсовой кружки с надписью: «Sacher». Он ее самолично спер перед нашим отъездом из одноименного отеля. И еще два прославленных торта с тамошней кухни умудрился прихватить, которые после в одно рыло и стрескал во время перелета из Вены в Рим. – Вот там жуть настоящая! Я одного такого видал, когда мы со старым хозяином недалеко от Новгорода обитали. Они же, закладные-то после того, как вылежатся вволю и силу наберут, могут в новолунные ночи из ямы с кладом, что им оставлен для сбережения, на белый свет вылезать.

– Да ладно? – профессионально-азартно среагировал Нифонтов. – Прямо вылезать?

– Так и есть. – Родька хрустнул сушкой. – Один такой повадился к нашему дому шастать. Мы с хозяином в те поры аккурат в старой сторожке жили. Лесник, видишь ты, умер, про нее все и забыли. Так он в ночь притащится на огонек и давай чудить. То в дверь скребется, то в окно заглядывает, скулит, опять же. Сам кривой, косой, рожа синяя, зубы, что у пилы, острые да скошенные набок. Жуть!

– А старый хозяин? – уточнил Пал Палыч. – Чего его не отвадил? Он вроде ведьмак сильный был?

– Сложно здесь все, – шмыгнул носом-кнопкой мой слуга. – И простого-то покойника не так легко под землю загнать, а уж закладного… Тут такие знания нужны, которые не у всякого имеются. У Захара Петровича подобных не водилось.

– А у нового? – отхлебнув чаю, спросил у Родьки Нифонтов. – Имеются? С ним-то не страшно? Тем более что он у тебя как раз по мертвякам специалист.

– То наше с ним дело, – вдруг навесил замок на роток обычно неугомонный слуга. – Бывших хозяев обсуждать с чужими у меня право есть, они уже мертвые, им хуже, чем уже есть, не станет. А нынешнему нам не можно кости перемывать ни со своими, ни с чужими.

– Уважаю, – отсалютовал ему чашкой Пал Палыч. – Бусидо. Кодекс самурая.

– А я знаю, знаю! Самураи – это японские люди. Мы до них не добрались, – посетовал Родька. – Далеко. И дорого ишшо. А интересно было бы, ага. Я в телевизоре видал, что у них города что муравейники в лесу! И спят они в этих… Как их… На гроб похожи еще…

– В капсулах, – подсказал я, выходя из-под деревьев. – Паш, держи травяной сбор. Такого в городе ни у кого не купишь, отвечаю.

– Ага. – Пал Палыч поймал полиэтиленовый пакет, развернул его, нюхнул зеленую смесь, что в нем находилась, и от удовольствия аж головой помотал. – Вот за это спасибо. Уважил!

– Коль, за забором соседка моя бродит, – перевел я взгляд на Нифонтова. – Вроде как гуляет перед сном грядущим. Моцион и все такое. Однако же я точно знаю, что сейчас самое время ей «Бесогона» смотреть и млеть, глядя на усы Никиты Сергеевича. Так что самое время определиться, чего ради ты ко мне приехал. Просто отдохнуть, попариться в баньке и воздухом подышать или… Ну, ты понял. И имей в виду, Дарья Семеновна бабка принципиальная. Запросто завтра может просто с тобой не захотеть разговаривать, по принципу «задолбал живот болеть, как сейчас стукну по нему кулаком!».

– Ведьмы, которые в возрасте, все с изрядным прибабахом, – подтвердил Михеев, подставляя чашку под краник самовара и поворачивая вентиль. – Что есть, то есть. Потому лучше их давить еще юными.

– Значит, рекомендуешь сходить? – уточнил у меня Николай.

– Я не могу тебе что-то рекомендовать или нет, это не моя жизнь, а твоя. И решение принимать можешь только ты сам. Как сделаешь, так и будет.

– Сразу видно, что набрался ты, Сашка, ума-разума в Европах. – Пал Палыч потянулся за заварочным чайником. – Скользкий стал, как угорь в воде, не ухватишь. Только не обижайся, это сравнение не для того, чтобы тебя задеть. Просто констатация факта. Тем более что мы с Колькой сами точно такие же.

Нифонтов встал из-за стола, достал из штанов миниатюрный фонарик и направился туда, где находилась калитка, Родька устремился за ним, чтобы проверить, закроет ли он ее как должно. Имелся у него такой пунктик, за которым, уверен, стоит какая-то давняя история.

– Надо бы для логического завершения этой сцены что-то сказать ему вслед, а нечего. Его теперь учить – только портить, – пробормотал Пал Палыч. – Вот ведь!

– А Вика где? – спросил я у него, устраиваясь за столом.

– В доме, – ответил мне оперативник. – Она не любительница застолий.

– Ну да, – кивнул я. – Заметил. Хотя все равно это не очень правильно, могла бы с нами и посидеть.

– Так сходи позови, – лукаво посоветовал мне Михеев. – В чем же дело?

Сходи. Умный какой. Вот сам возьми и сходи.

В этот момент, скрипнув входной дверью, из дома появился Антип, державший в лапах широкую деревянную тарелку с наваленной на нее грудой пышущих жаром пузатых пирожков.

– Во, напек, – подходя к нам, гордо сказал он. – Утрешние все подъели, я, стало быть, еще сготовил.

– А что гостья наша? – уточнил у него я. – Спать легла? Просто если нет, так, может, ты ей предложишь сюда прийти, с нами посидеть?

Надо заметить, что Антипу Виктория очень понравилась. Нет, даже не так. Он, несмотря на всю свою всегдашнюю независимость, как-то сразу проникся к ней большим уважением, как видно заметив в строгой девушке нечто особенное. Что именно – не знаю, но непременно его расспрошу на эту тему позднее, поскольку сейчас домовику не до того. Просто давно гостей в доме не водилось, он все силы сейчас клал на то, чтобы не ударить в грязь лицом. Для хорошего домового довольство гостей есть дело личного престижа. Тем более если те его хозяину друзьями приходятся.

– Так нет ее там, – прикладывая лапу к самовару, ответил Антип. – Эхма, остыл. Надо бы подкочегарить маленько.

– Как нет? – озадачился я и переглянулся с Пал Палычем. – А где же она тогда? Не в бане же?

– Она баню не любит, – мотнул головой оперативник. – Сам же вчера слышал.

– Вы о ком? – спросил у нас вернувшийся за стол Родька и тут же стянул с тарелки самый большой пирожок.

– Ты не знаешь, куда наша спутница делась? – поинтересовался у него чуть напрягшийся Михеев. – А?

– Так она купаться пошла, минут двадцать как. Я как раз в дом за сахарком забегал, а она мне навстречу, – перебрасывая печево с лапы на лапу, чтобы оно остыло, пояснил мой слуга. – Полотенец через плечо перебросила, спросила, какая тропинка к речке ведет, и пошла. Я ей говорю, вода-то еще холодная, май на дворе, а она только эдак улыбнулась, и все.

– А, ну тогда все нормально, – мигом успокоился Пал Палыч. – Нашу Вику холодной водой не испугаешь, она морж. И на Крещение в прорубь лазает.

– На реку? – выпучил глаза Антип. – Она? В ночь? Родион, что же ты за нерюх, диву даюсь! Чем дальше живешь, тем дурнее становишься, право слово! Ладно эти, они человеки, ничего почуять в ней не могли, но ты-то? Там же Карпыч, он красу нашу в свою свиту непременно забрать захочет, чтобы на русальной неделе, стало быть, ее… Ахти мне, ахти! И девки речные тоже сразу же ее за ноги сцапают. Будь уверен, они уже знают, где она живет и к кому приехала! Неважно, что из реки не вылазят, все одно ведают. Что ты глаза пучишь? А то не знаешь, как они не жалуют тех баб, которые близ нашего хозяина тереться станут? Они ж после Аглаи через одну спят и видят, как из реки по лунной дороге уйти за горизонт.