Волчья хватка - Сергей Алексеев Страница 2

Калик манежил, тянул время, но он вытерпел и лишь покачался на верёвках, разминая мышцы рук. Единственным фактом, который Колеватый мог привести в качестве аргумента против полноценности Ражного, как аракса, была старая, давно обросшая мышцами рана на боку, где осколком мины вышибло ребро. Соперник мог доказать Ослабу, что во время схватки его неотвязно преследовала мысль любым неосторожным движением или ударом нечаянно убить Ражного, и потому-де, мол, чувствовал скованность во время поединка, чем и воспользовался пирующий араке.

Но тогда это была бы явная кривда, ибо Колеватый увидел рану лишь перед сечей, а в периоды кулачного зачина и братания она была прикрыта рубахой.

— Твой соперник, славный аракс Стерхов, месяцем назад в миру погиб, — наконец-то снова заговорил калик. — Банальная автокатастрофа…

Ражного едва удержали верёвки и противовесы — тело враз огрузло и потянуло к земле…

Смерть будущего поединщика означала, что победа в несостоявшейся схватке отдана ему. И в этом подарке не было ничего хорошего, если ты истинный араке и тебе предстоит ещё много поединков на земляных коврах, где в каждом последующем нужно ждать соперника более сильного, чем предыдущий.

— И что же?.. Пересвет лишил меня поединка? Калик стоял внизу, как палач возле поднятой на дыбу жертвы, и мучил время!

— Не лишил, не бойся, — ещё и засмеялся, подлый! — Мужу боярому понравилось, как ты отделал Колеватого. Славно ты попировал, Ражный! А ведь Колеватый ходил в твою вотчину, чтоб зеленые листья с тебя сколотить…

— Где и когда? — перебил его Ражный.

Калик понял суть вопроса, но отвечать не спешил.

— Ослаб с опричиной скорбят по нему, а ты радоваться должен. Я тягался со Стерховым… Уверяю тебя, зачин бы ты выстоял, а вот братание вряд ли…

— Меня не интересуют твои прогнозы, сирый, — резко оборвал он. — Говори!

— Срок и место Пересвет решил не переносить. Сказал, пусть будет, как было, ваш поединок — Пир Тризный и посвящён памяти славного аракса.

Разница в обыкновенном и тризном поединке состояла в том, что в последнем запрещалось стоять насмерть…

— Кто противник? — помедлив, спросил Ражный, хотя не надеялся услышать имя.

— Тебе ещё раз повезло, — вздохнул калик. — Пересвет к тебе благоволит. Не знаю уж, по какой причине… Может, из-за отца твоего, а может, из-за победы с Колеватым… Но имя назвал. Против тебя выйдет Скиф. Слышал о нем?

— Не слышал…

— Ну да, ты же недавно пировал, — не удержался укорить молодостью калик. — Так вот знай, Скиф посильнее Стерхова, это я тебе говорю. Но ты приготовь достойный дар вотчиннику Вятскополянскому, не скупись. Мой тебе совет — пригони ему тот джип, что Колеватый тебе подарил. Только молчи, я тебе ничего не говорил!… Отец Николай любит кататься с ветерком, а ездит на драных «жигулях», но у него там жуткое бездорожье. И он тебе все устроит. Он пять лет назад единоборствовал со Скифом, и тот батюшкой чуть ли не полурочища вспахал, как сохой. В Белореченском Урочище сходились… Так что Николай до сей поры этого забыть не может.

Калики кроме своих повинных обязанностей были добровольными разносчиками новостей, слухов и сплетён; они знали все, что творится в Засадном Полку, а также то, например, о чем думают или о чем хотят подумать старец Ослаб и боярый муж Пересвет.

— Я взяток давать не буду, — прервал его Ражный. — Тем более, Колеватовского джипа уже нет…

— А где же он?! — будто бы изумился калик, хотя должен был знать, что все дорогие подарки вотчинники передают в казну Сергиева Воинства.

— Сирый, ты меня притомил… Тот нарочито обиделся.

— Ну, тогда тебе лучше с правила не сходить, если хочешь выстоять хотя бы до братания! Вот и виси под крышей, как муха в тенётах!

— Мне не нужны советы, — отрезал Ражный. — Скажи-ка лучше, принёс ли ты новую Поруку?

— Нет, не принёс. Боярин велел сказать лишь то, что сказал. А насчёт новой Поруки — ничего. Может, он уверен, что ты Скифа одолеешь, так ему сообщил, где и когда следующий поединок.

— Ладно, иди, если все сказал!

— Какой строптивый! — усмехнулся тот. — Хотел бы я посмотреть, как ты со Скифом схватишься! Особенно в кулачном зачине!.. Так что Пересвету передать?

— Я перемену принял и жаловаться не стану.

— Так и передам!… Слышишь, Ражный, подбрось на дорогу? К тебе добираться — беда, а таксисты цены ломят… Ну, не пешком же мне ходить в конце двадцатого века! Работать некогда, воровать не пристало…

Ражный ждал такого вопроса, потому что не был бы калик, если б не выпросил что-нибудь.

— На вешалке куртка, — сказал он. — В кармане бумажник… Возьми, сколько есть.

Сирый пошелестел, как мышь сухарями, протянул разочарованно:

— Тут всего-то двадцать баксов…

— Чем богаты, тем и рады…

— Ну тебя, Ражный! Все вотчинники прибедняются. А у кого нынче деньги? У вас да у опричников! Те так вообще ни гроша не дадут, поезжай на что хочешь…

— А ты их видел когда-нибудь? Опричников? Калик спрятал деньги, помялся.

— Видеть не видел… Чтоб вот так явно! Кто из них признается?.. Но некоторых иноков подозреваю. Кстати, вот этот Скиф — один из них. Весь какой-то таинственный, ходит призраком, говорит загадками… И женился недавно!

Его подмывало выдать Ражному какие-нибудь последние сплетни, которых нахватался, путешествуя от аракса к араксу, и разумеется, не бесплатно…

— До свидания, сирый! — громко сказал Ражный, оборвав его на полуслове. — Дверь запри, как было.

— Ну, будь здрав, вотчинник!

— Скатертью дорога, Сергиев калик! Он ушёл так же неслышно, как появился, лишь сорока протрещала на опушке леса, давая сигнал, что видит человека. Ражный выждал минуту, отключился от реальности, полностью отдаваясь состоянию Правила, однако имя вольного поединщика — Скиф — осталось в сознании и откровенно мешало сосредоточиться. Тогда он сделал глубокий вдох и затаил дыхание минут на пять: это обычно помогало, поскольку кислородное голодание прочищало подсознание. Образ соперника, выраженный в имени, постепенно растворился, перед глазами поплыли радужные пятна, и тогда он выдохнул и свёл руки, подтягивая противовесы. Это было исходным положением для «мёртвой петли» — кувырка через спину.

Но выполнить упражнение он не успел, ибо вдруг услышал злобный лай сторожевой овчарки Люты, сидящей на цепи, и мгновение спустя дружно и яро заорали гончаки в вольере.

Вот уже две недели, как Ражный разогнал в отпуска всех егерей со строжайшим запретом ни под каким предлогом не являться на базу; мыслил перед поединком побыть в полном одиночестве и подготовиться без чужих глаз.

Судя по лаю, пришёл кто-то посторонний…

Он подождал пару минут — псы не унимались, незваный гость нагло рыскал по территории, чем и приводил собак в неистовство. Ражный вспомнил, как однажды на базу залетел Кудеяр, и вместо «мёртвой петли» освободил руки от хомутов, после чего, удерживаясь за верёвки, подтянулся и поочерёдно снял растяжки с ног. Обёрнутые войлоком противовесы с глухим стуком опустились на пол. Сойдя с небес, он аккуратно смотал и убрал верёвки, вышел из повети и запер дверь на ключ: о существовании тренажёра, как, впрочем, и о тренировках, никто не знал и знать не мог ни под каким предлогом.