Вечный колокол - Ольга Денисова Страница 19

Дома его ждал Пифагорыч - бросил сторожку в такое время!

- Здорово, Мстиславич. Извини, что без приглашения, - старик поднялся Младу навстречу.

На печке парил чугунок с медом, Ширяй сидел склонившись над книгой, а Добробой, как обычно, заправлял застольем.

- Здорово, - Млад стащил с головы треух. - Сиди, я тоже с вами меду попью.

- Наслышан я о твоих подвигах на Городище. Послушал старика? - Пифагорыч сел на лавку и подмигнул Младу.

- Считай, что послушал, - вздохнул Млад.

- И как? Татары это или не татары?

- Если бы знал, что это татары, - подписал бы грамоту. Похоже, конечно, было. Но… не уверен я. А теперь - и вовсе не уверен.

- А теперь-то чего? - поднял голову Ширяй.

Распространяться о разговоре с ректором при ребятах Млад не хотел.

- Да, чудится мне, что все это как нарочно придумано.

- А я что говорил! - Пифагорыч поднял палец. - Татарва, конечно, совсем совесть потеряла, гнать их надо из Новгорода. Но и без них врагов хватает. Я так считаю: всех надо разогнать. И жрецов иноземных, и немцев, и литовцев. Да и бояр на место поставить не мешает.

Млад сел за стол, и Добробой тут же поставил перед ним горячую кружку.

- Знаешь, Пифагорыч, говорить, конечно, легко. А у нас, между прочим, пятнадцать ребят из Казани учатся. Их тоже гнать?

- Не, они же наши! Свои, можно сказать, обрусевшие…

- Да какие они обрусевшие! - вскинул голову Ширяй. - Если они по-русски говорить могут, это еще не значит ничего! Сначала научатся у нас наукам разным, а потом их против нас же и повернут! Хан Амин-Магомет тоже у нас учился, и что?

- Ты старших не перебивай, - назидательно сказал ему Пифагорыч. - Распустил тебя Млад Мстиславич! Батька ложкой по лбу не бил за такие дерзости?

- Пусть говорит, - усмехнулся Млад, - это хорошо, когда молодые спорят.

- Спорить - одно, а вести себя со старшими непочтительно - совсем другое. Выслушай сначала, дождись, когда тебя спросят, тогда и говори.

- Да меня никогда не спросят! Кого волнует, что я думаю?

- Потому что ты молокосос еще, - отрезал Пифагорыч и повернулся к Младу. - Так что с нашими татарчатами-то?

- Спрятали их на всякий случай, в наставничьей слободе переночуют, а завтра видно будет.

Дверь скрипнула, и на пороге показался Миша - притихший, ссутулившийся, с шапкой в руках. Он прикрыл за собой дверь и начал снимать шубу.

- Миша, будешь мед пить? - тут же спросил Добробой.

Тот пожал плечами.

- Садись, мед горячий! - Добробой подбежал к двери и подхватил шубу, которая едва не выпала у Миши из рук на пол. - Садись.

- Ага, - тихо ответил тот и, озираясь, подошел к столу.

- Ну что скуксился? - подмигнул ему Млад.

- Прости меня, Млад Мстиславич… - Миша опустил голову.

- Да за что ж, позволь узнать?

- Я… я грубил тебе. Я не хотел, честное слово. У меня как-то само собой это все…

- Да брось, у всех так бывает. Садись, погрейся. Ты б на Добробоя посмотрел полгода назад!

- Ага! - подхватил Добробой, широко улыбаясь. - Я еще и драться лез. Мне Млад Мстиславич шалаш отстраивал четыре раза - я его по листику расшвыривал. Ширяй - тот помалкивал больше, сбегал потихоньку, два раза в лесу заблудился. А я все крушил, что под руку подворачивалось!

- Вот уж точно, - улыбнулся Млад, - Добробой перед пересотворением был сущим бесом. Так что не переживай, Миша. И не сдерживайся, не надо. Пройдет это, а несколько дней мы потерпим.

- Я поговорить с тобой хочу. Ты не подумай, я не потому, что не верю. Я чтоб разобраться…

- Конечно, - Млад поднялся. - Сначала погреемся, а потом прогуляться пойдем.

- Ладно, Мстиславич, - Пифагорыч встал следом за ним, - пойду я, не буду мешать. Заглядывай ко мне.

Млад почувствовал неловкость: вроде как неуважительно отнесся к старику. Но Пифагорыч его успокоил и добавил:

- Проводи меня до крыльца.

Они вышли на мороз - у двери Млад накинул полушубок на плечи и теперь переминался с ноги на ногу.

- Что ректор-то тебе сказал, а? Ты пришел - на тебе лица не было. - Пифагорыч прикрыл дверь.

- Сказал - завтра вече будет. Чтобы я грамоту там подписал и перед людьми повинился.

- Да ты что? - лицо старика потемнело. - Это что ж? Волхву указывать, что ему людям говорить?

- Говорят, бояре угрожают, без серебра университет оставить хотят…

- До чего докатились, а? - Пифагорыч задохнулся от возмущения. - Да как язык-то у них повернулся?

- Да вот, повернулся… - Млад сжал губы.

- Не вздумай их слушать! Не вздумай!

- Я и не слушаю… - Млад опустил голову.

- Не ждал я… Не ждал такого на старости лет, - у Пифагорыча дрогнул подбородок. - Куда идем, а? Был бы жив князь Борис, разве позволили бы они себе такое, а? Окрутят они княжича, окрутят, задурят голову… Вот что. Я сейчас к ректору пойду. Я ему все скажу. Я…

- Пифагорыч, не надо. Не ходи, без толку это, - Млад взял старика под локоть.

- Знаю, знаю, что без толку! - выкрикнул старик. - Знаю! Но что-то же надо делать? Так и будем смотреть, как Русь на части разрывают? А?

- Пифагорыч, да не переживай так… - Млад пожалел, что рассказал ему о разговоре с ректором.

- Как не переживать? Как не переживать, если вообще Правды не осталось? Куплена вся Правда! Серебром оплачена! Нет уж, не отговаривай меня! Я в одиннадцать лет в университет пришел, всю жизнь здесь живу, старше меня здесь никого нет! Да ректор прыщавым студентом был, когда я таких, как он, учил уму-разуму! Или старость у нас тоже уважать перестали?

- Не надо… - попытался вставить Млад.

- Надо! Надо! Знаю, что не добьюсь ничего, так устыжу хотя бы.

- Я думаю, им и самим несладко пришлось…

- Им несладко? Шубы собольи надели, терема себе не хуже боярских поставили - где уж о Правде-то думать? Боятся без службы остаться! Ой, боятся! И не держи меня! - Пифагорыч выдернул локоть из руки Млада. - Иди в дом! Выскочил! Иди в дом, сказал!

Млад сжал губы: зачем он рассказал? Можно было и догадаться, что старик расстроится…

С Мишей Млад проговорил до позднего вечера. Прогулка получилась трудной, в университете было слишком неспокойно: ватаги хмельных студентов шныряли между теремов, то и дело вспыхивали драки, ретивые краснобаи собирали вокруг себя орущие толпы, которые несколько раз сошлись стенка на стенку. Млад хотел пройтись только по наставничьей слободе, но там собирались выпускники - высшее отделение. Они вели себя потише, но Мишу раздражало присутствие множества людей, ему хотелось спокойствия и уединения.