Тайны Истинного мира - Марина Ефиминюк Страница 19

– Это сложно объяснить, – уклончиво шмыгнул тот носом.

– А ты попробуй, – предложила я вполне миролюбиво, – времени у нас теперь много. Мы же теперь крепко друг к другу подвязаны, просто приколочены!

– Мы, – он замялся, – мы знали друг друга. Ну, друзьями, конечно, не были…

– Почему я позвонила тебе среди ночи? Ответь мне, почему не кому-то другому, а именно тебе, если мы не были друзьями? Подозреваю, что эта была первая ночь после того, как мне стерли цвет или как там вы эту операцию называете? Почему ты ни разу даже не заикнулся, кто я на самом деле? Почему не признался и вчерашним утром, когда я нашла ежедневник? Я не понимаю, Эдик! – разозлилась я. – Не зря мне не понравилось твое лицо, когда ты заявился ко мне!

На мои нарочито грубые слова парень, кажется, обиделся и резко дернул руль. Машина вильнула, Сэм слетел на пол, ударившись о водительское сиденье:

– Слушайте, ребят, – недовольно запыхтел он, усаживаясь обратно. – Может, вы доругаетесь, когда приедем на место? А то очень не хочется погибать в аварии.

Мы с Эдуардом зло переглянулись, и я честно высказала:

– Я доверяла тебе, Эдик, и считала, что схожу с ума, поэтому совсем забыла лицо друга. Знаешь, когда ты появился сегодня в здании, я даже сначала не удивилась. Ты следил за нами?

– Скажем, я присматривал за тобой, – нехотя поправил он.

Загородный дом, скорее домишко, был чудовищно промерзший и темный. В комнатах пахло сыростью, и на подоконниках лежал слой ледяной пыли.

– И все-таки он привез меня на эту дачу, – буркнула я едва слышно Сэму, осматриваясь.

– А что уже пытался? – тихо поинтересовался мальчишка.

– Ага, – кивнула я, – вчера.

– Не довез?

– Как видишь.

В это время дверь отворилась, и в кухню ввалился сам предмет нашего горячего обсуждения с вязанкой дров. С грохотом он свалил поленья перед печкой и отряхнул куртку от опилок:

– Чего вы тут обсуждаете?

– Тебя, – хохотнул Сэм, закуривая.

Мальчишка упал на старый диван, покрытый выцветшим шерстяным пледом в клетку, и поднял облако пыли, подушки хрипло заскрипели всеми заржавелыми пружинами.

– Может, поговорим? – предложил мне Эдуард. Затем кивнул Сэму: – Инферн, выйди. Ты все равно мороза не чувствуешь.

Сэм жалобно посмотрел на меня, но, отчего-то не пререкаясь, встал.

– Сомерсет, останься! – Я повелительно ткнула пальцем в сторону дивана, инферн присел уже на краешек и затушил сигаретку в фарфоровое грязное блюдце.

– Выйди! – рявкнул Эдик, и Сэм снова встал, уже с опаской поглядывая на меня.

– Сядь! – приказала я, вперив гневный взгляд в противника.

– Так, – принял решение мальчишка, – кажется, обстановка накаляется. Пойду-ка я остужусь на веранду. Вы тут не спалите друг друга, друзья мои. – Он поспешно вышел, обойдя Эдика бочком, осторожно, как будто боялся задеть.

Я молча изучала неубранную комнату с круглым столом, накрытым пожелтевшей скатертью. В углу стоял старинный сервант с фарфоровыми разноперыми чашками на ножках. На потолке вместо люстры на толстом проводе торчала голая одинокая лампочка, и с нее криво свешивалась липкая лента, видно, еще с лета облепленная мухами. Старый черно-белый телевизор с большой ручкой переключения каналов пылился на потемневшей тумбочке. На заледенелых окнах висел дешевенький посеревший тюль.

Неожиданно холодная пыльная комната перед глазами завертелась и закружилась, покрываясь рябью, и четкий образ всплыл в гудящей голове. Горела желтая лампочка, в комнате стояла духота, и от печки шло горячее тепло и пахло трескучим деревом. Злобно ухмылявшийся Эдик стоял, прислонившись к косяку двери, его шальные глаза нездорово блестели. Рядом со столом невысокий полный человек в помятом костюме вытаскивал из ридикюля баночки с разноцветными пилюлями и просматривал их на свет, как будто никак не мог решить, какие именно ему нужны. Я следила за ним и меня колотило от страха и волнения. Вот, наконец, он открыл одну склянку, плотная пробка упала на грязный пол, и несколько ярко-красных пилюль покатилось по крашеным доскам. Он протянул мне пару таблеток, и я взяла их дрожащей рукой.

– Ну, так как, Комарова, – допытывался Эдик, – где кристаллы?

– Эдик, – я не узнала свой голос, глубокий, проникновенный. От такого тона можно прослезиться и продать собственную маму. – Мы же договорились – сначала цвет, потом уже кристаллы…

Я снова вернулась в серый пасмурный вечер, заглядывающий в морозные окошки, но меня продолжало трясти, как той позабытой ночью. Нагнувшись, под столом я нашла продолговатую пилюлю красного цвета и повертела в руках. Эдик настороженно молчал, разглядывая мою спину. Выходит, я действительно уже приезжала сюда.

– Кто ты, Эдик? – снова повторила я вопрос. – И что это за место? – А потом резко повернулась и показала таблетку, лежащую на ладони.

Эдуард даже отшатнулся от неожиданности. Его глаза воровато перескакивали с предмета на предмет, и он явно придумывал очередную ложь, очень похожую на правду. Сглотнув Эдик, быстро облизнул губы.

– Что я здесь делала той ночью? – Я разглядывала его нервное лицо в розоватых пятнах. – Ты присутствовал, когда мне стирали цвет, да? Ты был свидетелем, когда меня уродовали?! – Я из последних сил старалась не сорваться на крик. – Ты был последним, кого я видела и помнила, поэтому я позвонила именно тебе!

– Не строй из себя обманутую жертву! – вдруг перебил меня Эдик холодным чужим тоном, и у меня открылся от изумления рот. – Ты никогда, слышишь, не была простой девочкой. А уж до того, как стереть себе цвет и память заодно, ты вообще являлась отменной стервой! Ты и подруг-то, кроме гадины Владилены, не сумела найти. Между прочим, из-за тебя стерли человека, Комарова! Данилу Покровского, дружка своего помнишь? По твоей вине Владилена покончила с ним, ясно тебе, дорогуша? Ты стащила энергетические кристаллы и подвела под монастырь лучшего друга. Как тебе такая, правда, Маша Комарова?

– Наверное, сейчас я должна задохнуться от мук совести? – тихо поинтересовалась я. – Зачем тебе самому кристаллы? Имени Данилы Покровского я не помню, зато прекрасно помню тебя в этом доме, в этой самой комнате, и наш последний разговор тоже припоминаю!

У Эдика вытянулось лицо. Похоже, поток красноречия у парня иссяк, и он попытался судорожно подобрать слова, чтобы нагромоздить новые обвинения. В самый острый момент, когда он открыл рот, готовый выдать очередную насквозь лживую тираду, резко открылась входная дверь, громыхнув о стену, и в комнату влетел испуганный переполошенный Сомерсет:

– Ребят, вы выяснили все? А то там машины едут, я заметил свет!

Я испуганно глянула на Эдика. В дачном поселке зимой постоянно жили лишь в нескольких домах, стоящих на другом конце, ближе к дороге, поэтому надежды на заблудившихся чужих гостей не было.