Прогулка Лимы - Роман Куликов Страница 19

— ПРЕ-КРА-ТИТЬ! — заорал главарь и выстрелил еще раз, заставляя разойтись самых ярых бойцов

Соперники отошли друг от друга, сверкая взглядами, тяжело дыша, вытирая текущую кровь. Кому-то помогали подняться с пола, большинство были ранены, но Морган добился своего и остановил столкновение.

— Слушайте! — Морган стоял посреди зала с импульсником в руке. — Все, что здесь произошло, было по-честному, и присутствующие это подтвердят. Был брошен вызов — Грико проиграл.

— Но Жика напал сзади! — сказал киборг из окружения убитого.

— Никто не просил Грико поворачиваться спиной к бросившему вызов! — ответил кто-то рядом.

Свара могла начаться заново. Морган с усталым видом поднял руку и выстрелил в стену над головами спорящих. Все инстинктивно вжали головы в плечи и замолчали.

— Повторяю в последний раз. — Морган обвел всех тяжелым взглядом. — Все было по-честному! Вы! — Он ткнул пистолетом в сторону людей Птицы. — Забирайте ее, — он кивнул в сторону прижатой к полу Черной Птице, — и отправляйтесь к себе, как и остальные, ждать дальнейших приказов.

Растолкав мешавших им пройти, киборги Птицы подошли, отпихнули тех, кто ее держал, и стали помогать ей подняться. Когда ее перестали держать, Птица сама вскочила, отбросив тянувшиеся к ней руки, подошла вплотную к Моргану и с ненавистью заглянула ему в глаза. Морган безразлично посмотрел в ответ. Она резко развернулась и вышла, не проронив ни слова, не в силах обернуться и еще раз посмотреть на обезглавленное тело Грико.

— Уберите тело, — приказал главарь.

Вскоре в зале остались только Морган и измазанный с головы до ног кровью Жика. Морган подошел к нему, присел и, приподняв болтавшуюся на зажатых в жикином кулаке шунтах голову, улыбнулся и тихо сказал, глядя на свое тусклое отражение в полимерных экранах глаз:

— Никогда не откладывай ничего на «потом», ты можешь до этого не дожить.

* * *

Черная Птица вернулась в свою резиденцию, некогда бывшую двухэтажным бакалейным магазином. Всю дорогу она не произнесла ни слова; подчиненные, чувствуя ее настроение и видя тусклый бессмысленный взгляд, боялись лезть с вопросами. Вокруг предводительницы словно витала черная аура безумства и боли. Оставив свиту внизу, она поднялась к себе в комнату, захлопнув дверь, прошла к столику с графином, не глядя плеснула в стакан напитка, пролив большую часть на стол, выпила большими глотками, роняя бледно-желтые капли на свою блестящую грудь, и коротким взмахом разбила стакан о стену. Он разлетелся на мелкие осколки, оставив мокрое пятно.

Внутри у Птицы бушевала дикая ярость, бессильная и еле сдерживаемая, она рвалась наружу. Под ударами ее кулаков разлетелся столик, графин, звеня, покатился по полу, потом она подхватила табурет за ножку и с размаху двинула им о стену, разбивая в щепы, та же участь ждала и стул с высокой спинкой.

Птица остановилась, тяжело дыша, и, наконец, закричала, прижав к вискам ладони. Крик как будто отнял у нее все силы. Всхлипывая, она опустилась на колени, не поднимая голову от груди, и одна мысль стучала в ее голове: «Он убил Грико! Морган убил Грико… МОЕГО Грико! Морган… убил… убил Грико… Он убил его». — Птица снова закричала или скорее завыла, задрав голову и до хруста сжав кулаки.

Он же знал, как она любила Грико. Знал! Но все равно позволил этому червяку Жике напасть сзади и обезглавить ее любимого.

Тварь!

Она опять издала стон, впрочем, больше похожий на рычание, в душе Птицы что-то переломилось, словно сработал какой-то защитный механизм. Боль, переполнявшая ее, сместилась на второй план, и ненависть пришла ей на смену.

— Ты заплатишь мне, Морган, — процедила она сквозь зубы, вытирая слезы. — За все заплатишь, ублюдок!

И тут ее внимание привлекло неясное движение за куском материи, заменявшей ей шторы. Она резко вскочила и угрожающе спросила:

— Кто здесь?

Из-за портьеры показался Стилар, ее наложник, сжимая в руках грубую ткань и прикрываясь ею, как щитом. Птица взяла его на одной из клон-ферм пару месяцев назад для своих сексуальных утех. Только это был не клон, а сын начальника фермы. Птица пригрозила начальнику перебить всю его семью, если он не отдаст Стилара. И отец, у которого было еще три дочери и один сын, вынужден был согласиться. В логове Птицы он должен был все время ходить обнаженный и ни с кем не разговаривать, кроме нее. Его замутненный постоянными истязаниями, одурманенный наркотиками мозг почти перестал воспринимать действительность, в нем жили только несколько наиболее глубоко засевших чувств — ненависть, страх, похоть да еще желания, вызванные естественными потребностями тела.

— Что ты тут делаешь?

Кипевшая в ней злость требовала выхода, и Стилар был подходящей целью для этого.

— Я…я… — От страха язык плохо слушался его.

Птица сжала кулаки.

— Говори нормально!

— Я п-принес благовония, гос-пожа, — смог, наконец, сказать он.

На самом деле ей было все равно, что делал тут Стилар, она просто хотела выместить на нем свою ярость. И уже собралась это осуществить, как вдруг заметила, что ткань портьеры вздымается бугром ниже пояса наложника.

— Ну-ка, иди сюда! — приказала она.

— Зачем? — неосторожно ляпнул Стилар.

Глаза Птицы грозно сверкнули, она хищно оскалилась, и юноша поспешил сделать шаг вперед.

Он был возбужден.

Птица подошла к нему. Парень весь покрылся потом и дрожал.

Окинув его презрительным взглядом, она спросила:

— Что тебя так возбуждает, животное? Вид моего тела или вид моего горя?

Стилар молчал, потупив взгляд.

Резко выбросив вперед руку, Птица схватила его за шею и сжала пальцы. Стилар засипел и покраснел, безуспешно пытаясь отнять руку Птицы от своего горла.

— Отвечай! — крикнула она.

Во взгляде Птицы горел беспощадный смертельный огонь.

Она подтянула парня ближе к себе и прошипела ему в лицо:

— Отвечай!

— Я… ненавижу… тебя… — с трудом выдавливая слова, прохрипел Стилар.

Птица, разжав хватку, опустила руку. Парень закашлялся, с сипением втягивая воздух и растирая саднящее горло. Птица отвернулась от него, подошла к ложу, легла на живот поверх покрывала, опираясь на локти, развела ноги в стороны, чуть выгнув спину, и сказала:

— Иди.

Стилар понял, что от него требуется, и его возбуждение стало только сильнее.

На коленях он прополз между раздвинутых ног хозяйки, склонился над ней, отражаясь в хроме ягодиц и блестящих выпуклостях позвоночника, и грубо вошел в нее, желая сделать как можно больнее, но и сам ощутимо вздрогнул, когда его плоть коснулась металла.