Идущие сквозь миры - Владимир Лещенко Страница 19

Думаю, настала пора поведать наконец о том, как я стал тем, кем стал.

До двадцати пяти лет, трех месяцев и десяти дней от роду моя жизнь ничем не отличалась от жизни десятков миллионов моих сограждан. Школа, учеба в институте, не очень хлебное, но неплохое и перспективное место на заводе, работавшем на космос, занятия музыкой, мелкие удачи и неудачи в личной жизни, бытовые хлопоты… О параллельных вселенных я если и читал, то в научно-популярных журналах и фантастических романах и, разумеется в них не верил, вернее – даже не задумывался над этим вопросом.

Ни о чем таком, естественно, я не думал и в тот момент, когда, направляясь домой после работы, спустился в заросший рябиной овражек на полпути между остановкой автобуса и своим родным микрорайоном.

А думал я в тот момент об отпуске, который начинался с завтрашнего дня. И немного о том, как прошел концерт нашего самодеятельного джаз-бэнда два дня назад. На нем присутствовала та, которая занимала все большее место в моей жизни…

Внезапно я оказался в центре пульсирующего серого овала с неровными краями, испускающего кремовое сияние. В следующий же неуловимый миг вокруг меня сомкнулась бледно-перламутровая пустота. Одновременно я ощутил необычайную легкость во всем теле.

Но все это продлилось лишь несколько секунд – я не успел не только испугаться, но даже сформулировать вопрос: что, собственно, происходит со мной?

Потом я полетел с довольно-таки большой высоты на ниоткуда вдруг возникшую внизу палубу корабля.

Какое-то мгновение я не видел ничего вокруг себя от пронзившей ногу боли.

Затем в уши мне ударил шум волн. Ошалело оглянувшись, я обнаружил, что нахожусь и в самом деле на палубе не очень большого деревянного корабля.

Над капитанским мостиком нависало ярко-оранжевое полотнище паруса.

А с мостика, обнесенного резными поручнями, на меня смотрела молодая женщина в широких брюках сиреневого цвета поверх желтых кожаных мокасин. Остальную одежду ей заменяло широкое полотнище, обмотанное несколько раз вокруг тела, оставляя обнаженными плечи и втянутый живот.

Рядом с ней стоял человек, годившийся ей в отцы. Это был смуглолицый горбоносый мужчина с курчавой седой шевелюрой и такой же бородой.

На нем была шерстяная туника до колен, подпоясанная кожаным ремнем, на котором болтались кривой кинжал и револьвер в открытой кобуре. Одеяние дополняли короткие штаны в обтяжку и башмаки на босу ногу.

Поднимаясь, я увидел стоявшего на юте третьего субъекта.

Высокий и худой, завернутый в длинный черный плащ, с очень темной, даже какой-то словно бы обожженной кожей лица и глубоко запавшими маленькими глазками, он отнюдь не произвел на меня благоприятного впечатления.

Все трое смотрели на меня с удивлением, но без недоумения, словно в моем внезапном появлении на палубе их корабля не было ничего странного и невероятного.

– Вот так так, – на чистом русском заявил бородатый, снизу вверх разглядывая меня. – За все время – первый раз! Слыхать – слыхал, а вот чтобы своими глазами…

Несмотря на боль в подвернутой ноге, я не потерял способность здраво рассуждать. Не хвастаясь, скажу, что почти не чувствовал страха. Пожалуй, гораздо больше я испугался бы, повстречай в подъезде пару-тройку подвыпивших типов, недвусмысленно выражающих агрессивные намерения. Все случившееся выглядело таким нереальным и невероятным, что начисто отшибло всякий страх.

Я полностью сохранил ясность мысли, поэтому посетившее на несколько секунд мою голову предположение, что я просто рехнулся, было мною почти сразу же отброшено.

Еще через несколько секунд, перебрав все возможные варианты, я уже примерно представлял, что со мной могло случиться. Все-таки я был человеком с высшим образованием и выписывал журнал «Знание – сила».

– А вы, наверное, путешественники во времени? – спросил я, глядя прямо на девушку и бородача.

Они удивленно переглянулись.

– Сообразительный, однако, попался парень! – заявил пожилой. – Кто же ты такой и откуда взялся?

– Кирпиченко Василий Георгиевич, – ответил я и почему-то добавил: – Советский Союз.

Женщина и старик опять переглянулись, и тот вновь буркнул себе что-то под нос, так что я расслышал только: «Майсурадзе».

Забегая вперед, сообщу: то, что произошло со мной, на нашем профессиональном жаргоне называется «сквозной пробой». При нем проход открывается на всю длину или часть ее и все, что оказывается в местах выходов, втягивается в канал. Но, разумеется, я тогда этого не знал.

Тем временем молча разглядывавший меня «черный человек» – плащ его распахнулся, и можно было увидеть черный балахон до колен, черные туфли и штаны в обтяжку – так же молча пожал плечами и покинул палубу.

Послышался топот подкованных подошв, и на палубу из надстроек и люков выскочили около десятка разнообразно и непонятно одетых матросов.

Они уставились на меня, примерно как если бы я был обезьяной, вдруг неведомо как оказавшейся на приеме в королевском дворце.

– Уберите его, – рявкнул, приняв наконец решение, капитан. Фраза прозвучала довольно зловеще, но, как оказалось, ничего дурного он в виду не имел.

Двое дюжих полуголых парней, чьи тела украшали замысловатые татуировки и довольно жуткого вида шрамы, схватили меня под руки и сноровисто поволокли вниз по трапу.

Я и рта раскрыть не успел, как меня впихнули в маленькую полутемную каюту и захлопнули за мной дверь. Только когда звонко лязгнул замок, я решился задать им вопрос, но, осекшись, с пару минут тупо смотрел на добротно сколоченную дверь.

Потом оглядел каюту: полутемное помещение нескольких шагов в длину и ширину, с иллюминатором, куда ребенок с трудом просунул бы голову, узкой койкой и столом, прибитым к переборке.

Оказавшиеся в аналогичных ситуациях литературные и киношные персонажи обычно долго щиплют себя или даже бьют по лицу. Но я делать этого не стал – как бы там ни было, на сон случившееся было явно непохоже, да и боль в пострадавшей при падении ноге была самой натуральной.

Но что мне теперь делать? Вопить во всю глотку, колотить кулаками в дверь, угрожать милицией…

Нет, ничего подобного мне делать тоже почему-то не хотелось. Кроме явственного понимания того, что со мной случилось нечто такое, когда надеяться на помощь участкового бесполезно, меня останавливало еще и то, что хозяева этого корабля вполне могли просто-напросто заткнуть мне рот, и не только кляпом.

Да, единственное, что было очевидно, так это то, что я влип в очень крупную (и даже оч-чень крупную!) неприятность. Во всяком случае, в мою голову не пришла мысль потребовать немедленно вернуть меня домой, взывая к гуманизму общества светлого грядущего…