Пулеметчики. По рыцарской коннице – огонь! - Федор Вихрев Страница 19

– Храбрый как лев, несомненно. Однако он потеряет Англию по глупости своей. Он не пустит меня ни на лье в глубь страны, подумайте только! О, раны господни! Ему надлежало бы заманивать меня подальше от берега и от моих кораблей, в непривычную страну, где мое войско могло бы попасть в окружение, да и разорить всю местность на моем пути к тому же, чтобы нам нечего было есть и мы не могли держать осаду. А он пожалел невинный народ. Народ, подумать только! Как будто народ решит что-то в предстоящей войне.

– Да, монсеньор, ему следовало бы действовать, как вы действовали в тот час, когда король Франции нарушил границы наши. Отступать, заманивать и дать сражение в самый благоприятный момент, – подтвердил коннетабль Рауль де Тессон.

– Ты прав, Рауль, я не произносил тогда громких фраз, чтобы пробудить в людях преданность, и не рвался безоглядно в бой. Но, как умел, тщательно обдумывал каждый шаг свой, чтобы спасти Нормандию. Гарольд не хочет уступать нам земли, поклявшись оборонять ее любой ценою. Это говорит его сердце, гордое, полное мужества и благородства, но глупое сердце, не внемлющее доводам разума. Говорю вам, мессиры, если бы он остался в Лондоне, он смог бы одолеть нас. Но теперь он обречен. Свершится божий суд. Раны господни! Ведь Эдуард обещал мне отдать корону свою, а Гарольд клялся на святых мощах в том содействовать. Не так ли, мессиры? А теперь Гарольд, корону незаконно захватив, стремится нас атаковать. Явно Господь затмил его разум.

– Но вы совершенно не считаетесь с той возможностью, что его уговорят засесть в укреплениях Лондона, монсеньор? – спросил де Тессон.

Гильом рассмеялся.

– Нет, клянусь муками господними, в Лондоне он ни за что не останется. Еще раз повторю вам, мессиры, сей военачальник из тех, что выигрывает битвы, но проигрывает войны. Я знаю это с того самого дня, как увидел его в Нормандии. Помните, как он в походе на Динан, забыв обо всем, спасал простого воина, тонущего в зыбучих песках? Разве этим должен заниматься настоящий военачальник? Уверяю вас, мессиры, – все будет так, как я говорю. Наши стрелки забросают саксов стрелами и дротиками, пехота и конница развалят все, что останется от «стены щитов». Так победим, мессиры.

Так и закончилось в этот день обсуждение полученных новостей.

Едва был достроен лагерь у Гастингса, как отряды баронов снова отправились во все стороны на поиски продовольствия и фуража. Южное побережье подверглось опустошению на много лье вокруг. И опять саксонское войско не оказывало никакого сопротивления, словно его вообще не существовало на свете, а жившие в небольших деревнях и поселках крестьяне не осмеливались сопротивляться вооруженным до зубов многочисленным отрядам грабителей. Только у небольшого городка Ромни норманны столкнулись с упорным сопротивлением жителей. Отряд из кэрлов, как сельских, так и городских, вооруженных самым разнообразным оружием, вплоть до каменных топоров, под управлением нескольких храбрых тэнов, нанес серьезное поражение отряду барона де Авранша, причинив ему существенные потери. Оба участвовавших в бою конруа потеряли почти по половине своей численности ранеными и убитыми, но так и не смогли конными атаками пробить «стену щитов» отважных англосаксов. Таково было первое знакомство норманнов со стойкостью и храбростью своих противников.

Роберт, увидев привезенных раненых и расспросив знакомого рыцаря о битве, опять приуныл. По всему было видно, что даже распространенные норманнами рассказы о завещании Эдуардом Исповедником престола именно герцогу Нормандскому и о клятве Гарольда помочь ему занять трон английских королей нисколько не помогли. Англичане держались своего короля, отнюдь не собираясь переходить на сторону завоевателей-чужеземцев. И касалось это не только знатных людей, но и крестьян, которые поддерживали своих господ, явно и очевидно не желавших иметь на престоле чужеземца.

Вскоре герцогу пришло еще одно известие от его соотечественника-соглядатая. В нем сообщалось, что в первый день октября Гарольд получил известие о высадке, а уже на седьмой день он был в Лондоне со своими тэнами и всадниками, оставив Эдвина и Моркара с их потрепанными отрядами на севере, но приказав им собрать достаточные силы и присоединиться к нему позднее.

Уильям Малэ, хотя и был саксом по происхождению, вначале отказывался верить услышанному.

– Я знаю расстояние от Йорка до Лондона, его невозможно одолеть за семь дней со всем войском, это свыше сил человеческих. – Но вскоре полученная весть подтвердилась, и в Уильяме проснулась гордость за соплеменников. – Раны господни! – восклицал он. – Вот это герои – эти английские таны! Без отдыха и пищи! Стойкий, неустрашимый, достойный противник! – Он сказал это, и многим баронам сразу привиделись легионы светловолосых бородатых людей, марширующих днем и ночью, спешащих защитить родные земли от иноземного противника, то есть от них. А многие содрогнулись, вспомнив о количестве раненых и убитых, привезенных де Авраншем из мелкой стычки. Всем вдруг стало ясно, что ждала их впереди отнюдь не легкая битва.

Четыре дня, пока Гарольд находился в Лондоне, собирая ополчение, прошли для свиты герцога в томительном ожидании. Роберт, каждый день начищая оружие и кольчуги, лишь бы чем-нибудь занять время, мрачно вспоминал, каким богатырем выглядел сам узурпатор. Вспоминал и живших при дворе герцога английских заложников – высоких, гордых людей, настоящих воинов, несмотря на видимую изнеженность лиц и длинные волосы. Иногда вспоминал де Гранмениль и обман, с помощью которого его господин заставил поклясться сакса на священных реликвиях, спрятав их под скатертью, как обычный стол. Закончив свои дела и бродя по лагерю, он замечал, что многие выглядят не лучше него, да думают также. Многие из воинов вспоминали паломничество Роберта Великолепного, закончившееся его смертью. И делали вывод:

– Каков отец, таков и сын. Мы все обречены на разгром и гибель из-за непомерной гордыни нашего герцога.

Многие вспоминали все неудачи из истории Нормандии, военные поражения и провальные действия правящих герцогов, находя в них аналогию с нынешним положением норманнского войска. Появились и первые дезертиры, сбежавшие во время очередного похода за продуктами. А одной темной безлунной ночью из гавани исчезло несколько кораблей.

Лишь сам Гильом с уверенностью смотрел в будущее, поддерживая дух войска и своего оруженосца своими шутками.

Только на одиннадцатый день октября вышел Гарольд из Лондона, о чем норманнам немедленно сообщили соглядатаи, как и о том, что по пути к нему присоединяются многочисленные добровольцы. Одни – в полном вооружении, кольчуге и со щитом, другие – с каменными топорами, а кое-кто вообще с деревянной дубиной или лопатой из своего же хозяйства.

Три дня спустя пришло известие, что англосаксонское войско добралось до окрестностей Андредсвелда и расположилось лагерем милях в трех от Гастингса, там, где дорога на Лондон проходит по холму, возвышающемуся над долиной Сенлак и носящему то же имя. Герцог сразу же направил в лагерь Гарольда своего посланца, монаха Юона Марго, хорошо владевшего англосаксонским языком.

В лагере все ждали, чем же закончатся переговоры. Роберт поспорил на два су с бакалавром [22]Андрэ Фиц-Максом, что Гарольд откажется даже разговаривать с посланцем, и очень надеялся выиграть. Конечно, ждать быстрого возвращения долга от бедного, владеющего только оружием третьего сына не очень богатого вассала из Понтеи, настолько бедного, что он не имел даже боевого коня и был поставлен командовать отрядом понтейских лучников, можно было только после победы. Если им обоим повезет остаться в живых и если они захватят богатую добычу, то проигравший рассчитается.