Дочь Белого Волка - Андрей Белянин Страница 19

— Пожалуйста, — прошептал я ему на ухо, прекрасно отдавая себе отчёт, что он меня не слышит, — не делай этого. Не превращай нас в кровных врагов. Я не сдам тебя ни полиции, ни Белому Комитету. Но прошу, прошу: уйди сам.

Я резко встал, выровнял дыхание и, убедившись, что свидетелей произошедшего нет, развернулся домой. Оказывается, возвращение друзей из светлой юности не всегда бывает радостным. Лично мне эта встреча представлялась как-то иначе. Не так. Потому что вот так — неправильно!

Если ещё и мы начнём бросаться на своих же, то кто тогда удержит Грани? Нас всегда было мало, нас становится меньше с каждым годом, и молодые призывы отнюдь не всегда восполняют бреши. Служить в любой горячей точке мира в сотни раз безопаснее, чем держать участок заставы в Закордонье. Люди хотят нормальной человеческой жизни. Пусть даже в действующей армии, но в одном привычном мире, без перескоков, постоянной смены власти, братоубийственных войн, драконов, инквизиции, предательства соседей, наглости королей и нашествия кровожадной нечисти…

В общем, как признавался Капитан, нынешняя молодёжь до половины отсеивается ещё на выпускных, а подают в отставку после первого же месяца службы не менее двух третей ребят, допущенных к службе. Если это станет тенденцией, то через каких-то десять — двадцать лет Грани останутся без охраны. А границы между мирами порой столь зыбки, что жуткие твари из самых мрачных легенд тёмного Средневековья могут иногда выползать на улицы наших современных городов. И в первую очередь они всегда охотятся на детей…

В кармане пиджака пропел сигнал пришедшей эсэмэски:

— «Эсэмэска? Заходите, не стесняйтесь. Ну-с, голубушка, показывайте, что у вас там…»

Это Хельга. В смысле это она вечно ставит на мой телефон всякие, как ей кажется, прикольные штучки. В результате мне приходится чаще держать его на беззвучном режиме, потому что пару раз в общественном транспорте или на родительских собраниях я лихо нарывался:

— «Тебе эсэмэс, смертный! Твой срок истёк, мы ждём ответа в аду!»

— «Не бей меня! Не бей! Я не виновата в том, что тут написали!»

— «Это последнее эсэмэс-предупреждение. До взрыва вашего телефона осталось десять секунд. Отсчёт пошёл — девять, восемь, семь…»

Представляете себе реакцию окружающих, когда нечто подобное раздаётся, например, в маршрутном такси? Не хочу ничего читать! Всё потом, потом…

Я вообще не знал, что мне сейчас надо сделать, и это невероятно бесило. Если бы было можно просто убить его там же, в тёмном углу, за мусорными ящиками, наверное, эта смерть была бы тем, чего хотела моя душа!

— Пошёл ты…

Больше я ничего не смог сказать. В конце концов, меня ждали дома. Хельга наверняка волнуется, а ни к чему хорошему это, как правило, не приводит. Я сплюнул под ноги и просто ушёл. Уже когда подносил электронный ключ к замку подъезда, сзади раздался ровный голос:

— Теперь мы квиты, малыш.

Я резко обернулся, но никого не увидел. Разве что пара случайных теней, метнувшихся от гаражей, и то не факт, вполне может быть и просто галлюцинация или разыгравшееся воображение. Фрол не смог бы так быстро очухаться, подняться и уж по крайней мере говорить таким спокойным тоном. Огромным усилием воли подавив искушение пойти и посмотреть, я прислонился к стене дома, вытащил сотовый и набрал адресата. Дана быстро взяла трубку.

— Привет.

— И тебе, милый, — счастливо откликнулась она.

— Дана, я… видел его. Ну, того, который стрелял.

— И?

— Надеюсь, он тебя больше не побеспокоит, — выдохнул я, теперь уже отчаянно ругая себя за звонок.

— Не поняла, прости. То есть ты всё сделал сам и я в безопасности?

— Я не знаю, как тебе объяснить… этот человек…

— Ты отпустил его? — В её голосе вдруг появился незнакомый доселе холод.

— Ты не понимаешь…

— Видимо, да.

— Он — мой друг.

— А я? — Дампир на мгновение замерла, переводя дух, но я не нашёл слов, чтобы перехватить инициативу. — Кто я тебе? Боевая единица, игрушка на один раз, постельная принадлежность, от которой можно избавиться чужими руками? Ставр, если он снова выстрелит и убьёт меня, ты позвонишь ему с упрёками?

— Дана! Вот только не надо… я не…

Она отключила связь. Честно говоря, мне давно не приходилось ощущать себя таким трусливым и жалким. Ну зачем вот так-то, сразу?! Как она не понимает, что нельзя вот всё подряд воспринимать в лоб, прямолинейно, чётко деля мир на чёрное и белое. Это же глупо! В конце концов, я ничем таким уж ей не обязан, мы не женаты, между нами вообще непонятно какие отношения. Если они есть…

— Когда мужчина научится понимать женщину, Сфинкс проснётся и начнёт рассказывать тайны Вселенной под русскую балалайку матом! — неизвестно кому предсказал я, вновь достал ключ и уже в лифте прочёл эсэмэску от Хельги: «Па купи ещё йогурт наутро и молоко целую я спать…» Многоточие в конце поставил редактор, в тексте его не было.

Почему моя дочь, умница и отличница в школе, так пишет смс, я не знаю. Это загадка века! И сколько я у неё ни спрашивал, она не находит внятного ответа, просто потому что лично ей оно не надо. Её задача — донести до меня информацию. А уж в каком виде я её получил и как понял — это вопрос третьестепенный.

Очень надеюсь, что не вся современная молодёжь такая. И ведь моя-то отнюдь не из худших! По крайней мере, на олбанском не говорит и в Сети на нём не пишет. Уже есть чем гордиться скромному отцу-одиночке с ненормальным дядей, имеющим на руках такую полезную справку от психиатра.

Мне пришлось гнать лифт назад, выйти, забежать в ночной «Погребок», взять пакет молока, два йогурта, подумав, сунуть в корзину ещё коробку конфет и пакет замороженных овощей. Молоденькая продавщица пробила чек, дежурно пожелала мне «спокойной ночи», я так же дежурно отшутился тем, что «самые спокойные ночи на кладбище», и уже через пять минут был дома. Хельга спала. Я прошёл в её комнату, поправил одеяло на плече и тихо поцеловал в лоб.

— Я тебя люблю, — сонно прошептала она.

— И я тебя. Никому не говори.

— Это наша тайна-а-а… — зевнув, закончила она, и я прикрыл за собой дверь.

На кухне меня ждал бывший бог с холодной тряпкой на лбу, шишку он себе отхватил почти что кедровую. Видимо, это как-то воздействовало на его психику, и первое время он говорил абсолютно осмысленно:

— Ставр, нам надо серьёзно поговорить о моём переезде.

— В сумасшедший дом? Тебя там всегда ждут.

— Не иронизируй, я там был два раза, и мне не понравилось. Уколы болючие, таблетки горькие, санитары грубые, медсёстры несимпатичные, врачи сами с прибабахом! Нет, я имел в виду какой-нибудь тихий санаторий под вашим Санкт-Петербургом, у холодного моря, под сенью финских сосен.

— Я могу здесь пустить тебе холодную ванну и насыпать морской соли. Удочку дать?