Героини - Эйлин Фэйворит Страница 19

Пробуждение * Советы Флоренс * Мама снова предает меня * Я приговорена

Той же ночью меня перевели в отделение. Утром я проснулась от странного звенящего звука — кто-то раздвинул шторы, висящие на металлических кольцах. В глаза ударило солнце и ослепило меня. Страшно хотелось пить. Я не понимала, где нахожусь. Меня окутывали белые и бледно-зеленые простыни. Кровать закрывал белый полог из тонкой ткани. Как обычно, первым делом я ощупала грудь — проверить, не выросла ли за ночь. А потом вдруг все вспомнила. Мама предала меня! Горло перехватило, я чувствовала, что вот-вот разрыдаюсь. Дух мой был сломлен. Голова и шея болели от грубых прикосновений Конора, внутренняя сторона бедер и копчик ныли от верховой езды. Перед глазами всплывали лица копа, доктора и медсестер, глядевшие на меня со странной жалостью. Я натянула покрывало до подбородка и содрогнулась, сообразив, сколько людей увидели мое неразвитое тело. Я всегда страдала от недостатка внимания к своей персоне, но без такого внимания вполне могла обойтись.

Кто-то отдернул полог у кровати, подошел к окну и поправил тонкие, отливающие золотом шторы. Затем женщина, подбоченившись, обернулась, и я увидела на нагрудном кармане халата табличку с именем. Это была Флоренс, ассистентка старшей медсестры. Морщинки возле губ и глаз создавали такое впечатление, будто она непрерывно затягивается сигаретой. Она была тощей, как двенадцатилетний подросток, а когда улыбалась, во рту сверкала золотая коронка. Обесцвеченные перекисью волосы с сильно отросшими черными корнями были прикрыты бирюзовой сеточкой.

— Ну как, получше тебе? — Голос у нее был низкий, почти мужской, с сильным южным акцентом.

Я пожала плечами, делая вид, будто не могу разговаривать от слабости. Как-то раз в школьном театральном кружке нам дали задание жестами и мимикой общаться в течение десяти минут. Разговаривать при этом было нельзя. Мне удалось продержаться сорок. Я облизнула губы и потянулась к кружке с водой, стоящей на тумбочке. Во рту пересохло.

— А у нас для тебя хорошие новости, дорогая, — сказала Флоренс. — Тебя не насиловали.

Я удивленно воззрилась на нее. Сама мысль о том, что Конор мог меня изнасиловать, привела меня в ярость. Он на такое не способен! Мои познания о насилии ограничивались тем, что я прочла в толковом словаре. «Изнасиловать = взять женщину силой» — вот что было там написано. Вместе с одной любопытной подружкой мы узнали об этом довольно давно. Тогда же я поняла, что это как-то связано с сексом. Меня могли бы «взять силой», но я все еще была девственницей. Гораздо больше смущало то, что мне понравилось быть похищенной. Хотя поначалу Конор меня и напугал, но в сравнении с последующими событиями произошедшее в лесу казалось мне восхитительным. Ведь, мчась на лошади вместе с ним, я действительно испытывала неизмеримый восторг, даже счастье. Может, подобного счастья искала и Фрэнни, оставшись в лесу?.. Хотя вряд ли. Она искала чего-то другого, чего-то внутри себя.

— Смотрю, тебя это не удивляет? Что ж, меня тоже.

Флоренс подошла, взяла с тумбочки поднос и поставила его передо мной. От нее пахло сигаретами и лимонным спреем для тела «Жан Нате». Длинные ногти были покрыты оранжевым лаком.

— Я им сразу сказала — ты не из таких. Уж я повидала на своем веку шлюшек, которые шастают по лесу и находят приключения на свою задницу.

Меня так и подмывало расспросить ее поподробнее. Подобно большинству современных детей, мне было категорически запрещено брать сладости от незнакомцев, ведь они могли оказаться извращенцами и педофилами. Предупреждая об опасности поздних прогулок в лесу, мама имела в виду именно это. Но никто ни разу не предлагал мне на улице ни леденцов «Дум-дум», ни сникерсов. Разве что в Хеллоуин. К тому же мне никогда не рассказывали, чего требуют эти незнакомцы в обмен на сладости. Я представляла себе «плохого дядьку», одетого в черную шляпу и темный костюм, и непременно за рулем сверкающего «седана». Кельт, скачущий по лесу на лошади, не имел с этими представлениями ничего общего.