Во славу Блистательного Дома - Эльберд Гаглоев Страница 19

Наш оппонент рефлексиями не страдал, как, впрочем, и богатством словарного запаса.

– Поединок! – почти закричал он. И вдруг с треском распахнулась дверь недалеко от нас. В каждом приличном заведении ведь кабинеты есть.

– Лорд-проректор, – испуганно прошелестело по кабаку.

* * *

Вмешавшийся в свару меньше всего походил на лорда, хотя вот здесь я могу ошибиться, видеть мне пока приходилось лишь лордов южных. Так что, вдруг они здесь другие? Этот вот был очень... авантажный. И относить к такому обращение «лорд-проректор» мне, например, в голову бы пришло в последнюю очередь. Потому как был он кудлат, громаден, широкоплеч, грудаст, пузат и краснорож. За последний эпитет, может, и стоило бы принести извинения, но лицом фейс сего благородного мужа назвать язык не поворачивался. Жезлом, на который опирался достойный ученый, можно было прибить дракона средних размеров. При должной сноровке, конечно, потому как выглядел предмет увесисто. Бордовая мантия, в соответствии со справкой Саина, указывала на то, что специализировался великан в сфере наук отвлеченных – философии, логики, схоластики. Но студенчество поглядывало на педагога, представлявшего столь мирные дисциплины, не только с уважением. С опаской посматривали на наставника студиозусы.

Взгляд небольших черных глаз мрачно сверкнул из-под кудлатых бровей.

– Вы, конт Улад, произнесли здесь слово «поединок». – Слова ворочались, как камни во время горного обвала. Весело, эдак, скрежеща.

Агрессивный юноша, что так отважно и безуспешно задирал нас, заметно побледнел. Похоже, он умудрился нарушить какое-то местное табу. Причем серьезное такое. Зла я на него не держал. Глупый, молодой, горячий. Или наоборот. В общем, все то же самое и в любом порядке. Хорошо, этот дядька вмешался. Честно говоря, я побаивался, что студик мог нарушить какой-нибудь из внутренних запретов Хамыца. Тогда бы отчислением дело не закончилось. Его как раз можно расценивать как не самый худший финал. Настала пора вмешаться.

– Мы дискутировали о переходе количества в качество, и мой оппонент употребил термин «поединок мнений».

Судя по облегченному взгляду недавнего оппонента, я спас его от серьезных неприятностей. Зато привлек к себе внимание достойной персоны, в чем немедленно убедился.

– Достойный яр, вне всякого сомнения, великий педагог, раз смог вовлечь конта Улада в научную дискуссию. – Вокруг засмеялись, и скорее всего, надо мной. – От имени руководства университета, всего ректората и ученого совета я приношу огромные благодарности достойному яру. – Речь его текла теперь плавно, каждое слово сочилось медом, легкий полупоклон выражал почтение, но я пребывал в уверенности, что этот медведь про себя ржал во весь голос. Собирался попугать одного, а теперь решил посмеяться над двумя. – Ибо за все время нахождения сего отрока в стенах нашего учебного заведения вся, – поднял он толстый указательный палец, – профессура не смогла отыскать той области знаний, где смог бы заблистать всеми гранями талант сего юного дарования.

– Труд педагога сложен, – важно закивал я головой, активно раздувая щеки, – но именно благодаря таким моментам, когда в казавшейся пустой породе вдруг блеснет настоящий диамант, педагог и чествует себя педагогом.

Мой собеседник от такого заявления слегка обалдел, а диамант, он же юное дарование, воспользовавшись тем, что мы увлеклись беседой, попытался скрыться. Но благожелательный взор лорда-проректора пригвоздил его к месту.

– Уж коль скоро вы, друг мой, определились с проблемой, настолько вам близкой, в недельный срок добры так будьте реферат представить, – почти пропел наставник. – Порадуйте старика.

Взгляд юного конта стал затравленным. А лорд-проректор опять обратил свое высокое внимание на меня.

– Чему обязана наша тихая, – при этом слове глазки его сверкнули куда как лукаво, – обитель визиту столь образованного яра? Переход количества в качество, – улыбнулся он, но вдруг замолчал. Ушел в себя, повторил, но уже не так весело: – Переход качества в количество. – Вернулся обратно, посмотрел на меня по-новому, оценивающе. – А нам бы надо с вами потолковать на досуге, – блеснул опять доброй ленинской улыбкой. – Так что же?

– Я ищу мастера Курдалагона, – со всей возможной вежливостью ответил я, раздумывая, как бы избежать беседы с этим пытливым медведем. Философские концепции, они куда как разрушительнее технологических. Знающие люди подтвердят. Но, посмотрев на ученого, я понял, что уже ничего не выйдет.

– Ты воитель, ищешь рудознатца? – удивленно и заинтересованно переспросил он.

– Да. – Я понимал, что опять сделал что-то не так, но мне не оставалось ничего другого.

– Я провожу тебя и твоего спутника, – важно кивнул мой собеседник головой и, воздев указательный палец, продолжил: – А по дороге мы поговорим о переходе количества в качество, – и величественно стал поворачивать к выходу.

Тишина в таверне сразу прервалась, народ зашевелился, задвигались табуреты, клацнули о тарелки приборы, бокалы зазвенели, смешки послышались. Лорд-проректор прореагировал мгновенно.

– Вам же, студиозусы, напомнить желаю, что из разных краев вы сюда прибыли не чревоугодничать, но к источнику знаний приникнуть. И время вам надлежит тратить не здесь. На обратном пути еще зайду, – обнадежил он обедающих.

Ложки застучали чаще.

* * *

По дороге лорд-проректор достаточно рассеянно познакомился с Хамыцем, который тоже особого восторга от знакомства не проявил. Не забывая время от времени прихлопывать рот, он наслаждался красотами Университетума и все время норовил потеряться. Лорд-проректор весьма невнимательно здоровался со многочисленными знакомцами и терзал меня по поводу не ко времени упомянутого принципа диалектического материализма. Я судорожно пытался вспомнить что-нибудь из университетского курса, но уверенно сползал на личностно-психологический аспект указанной проблемы, чем только усиливал интерес мощного изыскателя к своей персоне, так что вопрос о том, где я получал образование, все-таки прозвучал. Хорошо, что человек я начитанный, и навороченной с места в карьер версии мой визави оказался в целом доволен, но философских зверствований не прекратил. Какими добрыми словами вспоминал я своих преподавателей философии, которые привили мне интерес к этому предмету. А в далеком далеке советский студент был весьма. Настолько, что лорд-проректор ко мне не только проникся, хотя и признал мои познания несколько несистематизированными, но и предложил принять меня в свой семинар. Я попросил время для раздумий.

* * *

Факультет рудознания не походил на тривиальный цех и уж тем более на шахту. Горняки – ребята ответственные. Работа у них такая. И наверное, поэтому все-таки предпочитали надежность изяществу. И факультет они выстроили под стать себе. Основательный. При этом, демонстрируя свою нечуждость прекрасному, совсем не поскупились. Очень радовало, что не в моем мире и не в мое время обитали эти повелители земных недр, и, скорее всего, поэтому икебан из молотов, ломов, кирок и прочих отбойных молотков избежать удалось. Но вот мускулистые дядьки, которые и крыши поддерживали, и по сторонам грозно смотрели, угрожающе замахиваясь на кого-то, присутствовали. Причем в изобилии. Чудовища разнообразные навевали мысли о трудности рудокопной деятельности, а здоровенные образцы руд, очень блестящие, на высокую ее оплачиваемость. И все это на фоне огромного трехэтажного строения темно-красного камня, украшенного кипенно-белыми колоннами. На меня, например, впечатление произвело. Думаю, на абитуриентов тоже.