Океаны Айдена - Михаил Ахманов Страница 19

Размышляя о достоинствах и недостатках своего кораблика, он столкнул его в воду, бросил последний взгляд на холмик в центре островка и потащил флаер за собой на веревке, пропущенной через открытые дверцы кабины. За полчаса, пока солнце неторопливо всплывало над сияющими океанскими далями, Одинцов прошел около километра в сравнительно спокойной воде, обогнув песчаную отмель с юго-запада. Почувствовав, что течение подхватило легкое суденышко, он залез в кабину, загерметизировал ее и блаженно вытянулся в кресле, наслаждаясь прохладой: под колпаком было градусов тридцать, а снаружи — все сорок пять.

Флаер мягко покачивался на границе гигантской реки, пересекавшей океан. Затем Зеленый Поток потянул его дальше, на самый стрежень течения, качка прекратилась, и суденышко поплыло навстречу солнцу — крохотная щепочка, легкий листок в могучих объятиях стремительно катившихся к восходу вод. Одинцов спал, едва заметная улыбка бродила на обветренных губах, ибо проказница Лидор опять готовилась оседлать его.

* * *

На пятые сутки, одолев четыре с лишним тысячи километров, Одинцов находился примерно посередине между песчаным островком у побережья Ксайдена и похожим на Камчатку полуостровом, самой южной оконечностью Кинтана. Солнечный восход в то утро был особенно красив. Край сверкающего оранжевого диска только-только приподнялся над океанскими водами, мгновенно окрасив их темную поверхность синим, зеленым и голубым. Облака собрались над горизонтом в пушистый длинный валик, яркие лучи светила пронизывали их, наполняя белесые туманные массы трепетным розоватым сиянием. Там, где слой облаков был толще, этот розовый фон сгущался, образуя темные прожилки, — казалось, в небе повисла исполинская колонна из драгоценного мрамора, извергнутая недрами планеты и заброшенная в вышину самим божественным Айденом. И под ней, между нижним краем этого розового великолепия и зеленовато-синей гладью океана, простерлась полоска такой кристально-чистой, такой пронзительной голубизны, что Одинцов, вздыхая от восхищения, прикрыл ладонью глаза.

Когда он снова открыл их, на безупречно-голубой ленте появилось темное пятнышко, крохотная червоточинка, портившая, однако, праздничное убранство небес. Он долго и напряженно всматривался в нее, но так и не смог понять, висит ли эта черная точка в небе или плывет по морским волнам, солнце слепило глаза, а странный объект находился прямо по курсу, как раз на границе раздела между воздушным и водным океанами. Впрочем, пятнышко приближалось, хотя и медленно, но заметно, — значит, флаер нагонял его. Вскоре оно приобрело некие округлые очертания, и над ним появилась вертикальная черточка, окруженная розовой дымкой. Объект постепенно уходил вниз, словно откатывался от линии горизонта — все дальше и дальше с каждой минутой!

Одинцов уже не сомневался, что видит высокую корму корабля и мачту с просвечивающими на солнце парусами. Он открыл дверцу, послюнил палец и высунул наружу — с северо-востока дул легкий бриз, тормозивший движение судна. Пожалуй, флаер каждые десять минут выигрывал километр, а это значило, что рандеву неизбежно состоится через час.

Корабль в недоступных экваториальных водах! Парусник! И довольно древней конструкции, судя по приподнятой корме и примитивной оснастке. Эта посудина явно не имела отношения к южанам. Возможно, какая-нибудь экспедиция из северных стран, с Кинтана или Ксайдена? Очередная кампания авантюристов-смельчаков, пытающихся взломать дверь в чертоги светлого Айдена? Кто-то вроде тех мореходов, что добрались до Верховьев Зеленого Потока, положив начало племени Грида? По словам бар Занкора, эдорат Ксам, империя Айден и Страны Перешейка — как, видимо, и кинтанцы — иногда отправляли корабли в такие экспедиции, не исключалась и частная инициатива. Сказочный Юг для обитателей этой планеты был столь же притягательным местом, как Острова Пряностей, Индия и Сипанго для средневековой Европы.

Одинцов вытащил стальную стрелу и пропустил веревку в прорезь на ее конце. Хайритский арбалет был оружием весьма универсальным: он позволял метать и обычные деревянные стрелы, и железные — в том числе с закрепленной веревкой или пучком горящей пакли на острие. Сейчас это оружие могло облегчить сугубо мирную операцию причаливания к чужому кораблю. Парусник маячил впереди, и течение несло флаер все ближе и ближе, но Одинцов не рассчитывал, что его суденышко ткнется носом прямо в высокую корму.

Изворачиваясь в тесной кабине, обливаясь потом и шепча проклятия, он натянул штаны, сапоги и колет-безрукавку. Колет был выделан из толстой шкуры и представлял собой отличный панцирь. За этим защитным вооружением последовал пояс с кинжалом и мечом, чель он положил на колени, взял в руки арбалет и, чуть приоткрыв дверцу, стал ждать.

До корабля оставалось три километра, два, один… Потом счет пошел на метры. Теперь Одинцов видел, что пройдет недалеко от судна, с правого борта. В его распоряжении будет секунд десять — вполне достаточно, чтобы поднять арбалет, прицелиться и выстрелить. На палубе странного корабля не было ни души, если его не заметят, через минуту он окажется на судне и атакует. Напасть первым и деморализовать противника — такой план действий представлялся единственно возможным. Авантюристы и конкистадоры, пускавшиеся на поиски новых земель, не были робкими людьми, и Одинцов предпочитал сразу расставить все точки над «i». Пан или пропал. Или — или!

Он настигал корабль, приближаясь к нему с юго-запада под острым углом. Теперь, когда до высокой кормы оставалось метров двести, Одинцов лучше разглядел парусник, хотя его носовая часть все еще была вне поля зрения. Изумительный шедевр старинного кораблестроительного искусства! Приподнятая корма, плавные и округлые обводы корпуса, стройные мачты (их оказалось две) с прямым парусным вооружением, но главное — резьба! Фантастическая, невероятная!

Корпус судна был собран из какого-то темного дерева, похожего на мореный дуб. Верхнюю часть бортов покрывал сложный орнамент метровой ширины, Одинцов еще не мог разобрать, что изображает этот художественный шедевр. Корма, с двумя довольно широкими застекленными иллюминаторами, являла собой великолепное резное панно. С обеих сторон ее охватывали извивы чешуйчатых драконьих тел, их шеи изящными дугами приподнимались над палубой, головы с зубастыми пастями были развернуты назад и угрожающе наклонены, щелевидные золотистые глаза смотрели прямо на преследователя. Между ними третий дракон восьмеркой охватывал иллюминаторы, просунув меж клыков кончик собственного хвоста, его шея, очень широкая, словно раздутый капюшон кобры, образовывала навес. Выше тянулся такой же орнамент, как по бортам корабля, ниже, под центральным драконом, выступали туловища каких-то змееподобных тварей с круглыми рыбьими глазами, тоже блестевшими золотом зрачков.

До парусника оставалась сотня метров, когда Одинцов внезапно изменил свой план, решив атаковать не с борта, а с более высокой кормы — разглядев ее, он не сомневался, что взберется по всем этим украшениям, как по лестнице. Ему пришлось отложить арбалет и взяться за весло, — десяток энергичных гребков, и он был уже точно за кормою судна. Высунувшись из кабины, он принес мысленные извинения художнику, изваявшему эту роскошную резьбу, и выпустил арбалетный болт точно в перекрестье драконьей восьмерки. Болт засел там, как вбитый по самую шляпку гвоздь.