Явление хозяев - Наталья Резанова Страница 19

– Не правда ли, мой Сальвидиен, я верно поступила, отстояв Гортины от поползновений жадного Евтидема? – спросила она после обычного обмена любезностями.

Адвокат не стал уточнять, что отстоял Гортины именно он.

– Безусловно, госпожа моя. Помимо того, что Гортины стоят не в пример больше суммы, указанной нашим Розанчиком, это поместье слишком прекрасно, чтобы отдавать его кому-либо.

– Мнится, будто все боги объединились, дабы создать это место, где есть все способы, чтобы усладить взор! – возвестил Феникс.

Сальвидиен мог бы поклясться, что сельские красоты в глазах Феникса – ничто в сравнении с улицами большого города, с их чадными харчевнями, уступчивыми девицами, театрами, общественными банями и лавками, в каждой из которых можно услышать свежую сплетню. И опять же, не стал спорить. тем более, что уже заметил – Феникс никогда не выдерживает до конца принятой им на себя роли угодливого льстеца. И это забавляло адвоката.

– Сигилларии – тоже чудесное место, – вежливо заметил он, – но здесь открывается прекрасный вид на горы.

– Именно это мне и нравится, – согласилась Петина.

На дорожке появилась Гедда – без собак.

– Почему ты так задержалась? – спросила Петина, без гнева, впрочем. – Надеюсь, с твоими питомцами ничего не случилось?

– О, счастливый дом, где хозяева вынуждены дожидаться рабов! – в сторону заметил Феникс.

– Аллекто и Пифон здоровы, госпожа, и смогут принять участие в охоте. А задержалась я из-за Алкима. Он закупает к жатве серпы – ведь как ты знаешь, в Гортинах нет своей кузницы, – и ему помстилось, что поставщик его обманывает.

Петина, казалось, пропустила последние слова мимо ушей.

– Лучше не корми их сегодня, Гедда – пусть завтра они проявят больше рвения… Так о чем мы говорили, друзья мои?

– О красоте имения и его расположении, – подсказал Сальвидиен.

– Ах, да… горы. Дальше к югу, за границей провинции, начинаются степи, которым не видно конца. Я ездила в Леополис, посещала тамошние святыни, и в полной мере ощутила, сколь угнетают эти открытые пространства.

Леополис был столицей Таргиты, одного из небольших буферных княжеств, отделявших Южную провинцию от царства Артабаны, главной соперницы Империи и на полях сражений, и на мировых рынках. Правда, граждане Империи могли чувствовать себя в Таргите вполне безопасно – тамошний князь был марионеткой Золотого Престола, и в крепости Леополиса стоял сильный имперский гарнизон.

Что касается Верховной богини Таргиты, которой был выстроен в Леополисе великолепный храм, то о служении ей Сальвидиен слышал много того, что предпочел бы не слышать. Почитание Сияющей Матери Пустоты – таков был один из титулов таргитской богини, – вовсе не было запретным, вроде культа тех же гоэлитов, а при некоторых императорах даже поощрялось, и распространилось как в метрополии, так и во многих провинциях. Да, чтили ее и мужчины и женщины, но среди жрецов не было ни мужчин, ни женщин. Лишь те, кто отдали в дар богине свое мужество. Здравому рассудку Сальвидиена это претило.

Однако, если отвлечься от крайностей обрядов некоторых религий, следует признать, что в здешних краях привлекают внимание лишь те случаи, когда человек добровольно идет на подобную жертву – зачастую же, лишив мальчика возможности сделаться мужчиной, в бедных семьях дают ему тем самым возможность достичь благополучия. Евнухи и в Мисре и в Арете считаются самыми лучшими слугами. Как правило, именно они возглавляют домашний штат, а в семейных домах им поручена забота о женской половине. Так заведено, и с этими правилами Сальвидиен успел ознакомится, прибыв в Арет, прослышал же о них еще в Архипелаге. А вот в штате Петины, как в Сигиллариях, так и в Гортинах, он не видел ни одного евнуха. Следует из этого какой-либо вывод? Возможно, следующий – во многих отношениях, отдав дань местным обычаям, Лоллия Петина сохраняла привычки уроженки метрополии. Там подобные порядки презирали, полагая их проявлением изнеженности нравов.

Отвлекшись от умственных упражнений, Сальвидиен решил вернуться к разговору. Феникс и Петина, расположившись на мраморных скамьях у парапета, обсуждали есть ли вероятность создать в нынешнее время большую эпическую поэму. Нечто похожее Сальвидиен слышал при своем первом визите в дом Петины. Но на сей раз беседа приняла новый оборот. Кто-то из прислуги – Ликорис или Гедда – принес из внутренних покоев превосходно прорисованную карту известного мира, и Феникс тыкал в папирус палец с желтоватым ногтем.

– Величественные события прошлого? Все сотни раз пересказано и разжевано. Деяния небожителей? Благодаря сочинителям прошлых веков мы знаем их родословные лучше имен собственных прабабушек. Конечно, некоторых прабабушек лучше и позабыть, не говоря о прадедушках и более близких родственниках. Остаются завоевания… или путешествия. Конечно, доблестная Империя уже принесла свои штандарты с орлами в самые отдаленные области земли, но все же границы мира еще не вполне совпадают с границами Империи. И помимо Артабаны, с ее безобразной, оскорбляющей взгляд роскошью, тупыми царями, ничего не смыслящими в искусстве, и нелепейшими обычаями, есть еще Серика и Хинд, откуда, как говорят, исходит вся мудрость мира. Но кто решается пускаться туда по караванным тропам, чрез жаркие пустыни, населенные львами-человекоядцами , драконами и превосходящими силой как тех, так и других тварями Солнца – грифонами? Только купцы, и побуждает их к этому жажда не знаний, но наживы. Достойный ли это предмет для поэмы?

– Но ты, Феникс, указал на карте лишь одно направление. А мир гораздо больше, даже если судить лишь по этому рисунку. И каждый из нас повидал в нем немало примечательного. Причем, – Петина лукаво улыбнулась , – не только по собственному желанию.

Сальвидиен повернулся к Гедде.

– Далеко отсюда твои края, ученая прислужница?

– Далеко. – Она указала на карте направление, противоположное тому, которое ногтем начертил Феникс. – Если по суше, то нужно пересечь Артабану, потом царство Хайкашен, потом Великую Степь… Но я этого не видела, – добавила она, предупреждая следующий вопрос, – нас везли на корабле.

– А ты хотела бы вернуться туда?

– Нет, – спокойно ответила Гедда.

– По крайней мере, хоть эта не притворяется, – промолвил Феникс. – А то послушать рабов-варваров, так все они мрут от тоски по своей далекой потерянной родине, на самом же деле их туда на цепи не затащишь. Так что и освобождать их глупо. Кому свобода не в радость, тому и рабство не в тягость.

– Почему, Гедда? – Сальвидиен оставил замечание Феникса без внимания.

– Я слишком долго прожила здесь. О чем бы я стала говорить с тамошними людьми?

– Сколько тебе лет? – Сальвидиен припомнил, как Петина уронила, что, когда она купила Гедду, та не знала имперского языка. Понадобился бы долгий срок, чтобы позабыть родную речь.

– Я точно не знаю, господин. – Она посмотрела на него в некоторой задумчивости, и Сальвидиену на миг подумалось, что столь раздражающие синие глаза хороши лишь в поэтических творениях, но не в жизни.– Помню только, что, когда меня уводили в рабство, голова моя не превышала тележной оси.