Хозяин зеркал - Юлия Зонис Страница 19

Началось все с того, что Госпожа W пожелала испытать винтовку и отстрелила центральное хвостовое перо вороне-альбиносу. Альбиносы считались священными птицами Королевы, притом именно эта ворона проявила редкостную наглость – расселась на фонаре, под которым троица (а точнее, парочка) обсуждала планы на ночь, задрала хвост и совсем уже примерилась погадить на голову Иенсу, когда раздался выстрел. Птаха в облаке перьев и с возмущенным карканьем убралась прочь. Кей зааплодировал. Госпожа W раскланялась, прижав винтовку к груди. Иенс тоже похлопал из вежливости, хотя попасть в упитанную тварь из рогатки смог бы любой уличный мальчишка.

Подвиг Госпожи отметили для начала в одном трактире, затем в другом, и, когда трио добралось до Центральной площади, изобретателя уже основательно качало. Денег на попойки ему до недавнего времени не хватало, да и не любил Иенс пить – однако чего не сделаешь за компанию? Госпожа W тоже на ногах держалась с трудом, но в отличие от бедняги Иенса не стеснялась при каждом неверном шаге цепляться за Кея, который был – или казался – трезвее стекла. Собственно, к моменту выхода на площадь Госпожа W от Кея уже не отрывалась, обвив юношу, как змея пресловутую яблоньку. Одна ее рука в изящной черной перчатке покоилась на талии королевского поверенного, во второй зажат был импровизированный веер из перьев грифа. Перья юная особа выдрала из маски, от которой избавилась уже во втором трактире. Центральное место занимало отстреленное перо белой вороны – охотница с гордостью подобрала его под фонарем.

Госпожа W томно обмахивалась веером. Хорошенькое скуластое личико ее раскраснелось, а раскосые глаза блестели угрожающим весельем. В городе и правда было очень душно. Мартовская ночь окутала крыши и тротуары полупрозрачным флером – то ли пар, то ли туман, – и лишь изредка из мглы выныривали полицейский патруль или загулявшие компании студентов. Уже на подходе к площади молоденький и, видимо, неопытный патрульный попытался задержать троицу, твердя что-то о комендантском часе. Госпожа W звонко расхохоталась и ткнула патрульного в зубы прикладом винтовки, а когда тот рухнул на колени, обливаясь кровью из разбитых губ, добавила еще сапогом. Ей делалось все веселее. Иенса, напротив, несмотря на бурлящее в крови темное кьешнаутское и не менее кварты виски, происшедшее повергло в ужас и отвращение. Он попятился было в проулок, но Госпожа обернулась, прощебетала: «Доктор, что вы там тормозите?» – и вместо того чтобы достойно удалиться, Иенс, поджав хвост, последовал за своими мучителями.

На площадь они выбрались к полуночи. Туман здесь слегка рассеялся, спугнутый хаотичным биением многих щупалец фонтана. «Механический цветок» плевался и фыркал, цепочка фонарей за брусчаткой, залитой водой, светилась сумрачно и бледно, молчали фасады офисных зданий – ни свечки, ни огонька. Ни одной звезды в небе, затянутом белесым молозивом.

Госпожа W, цепляясь за локоть Кея, задрала голову. Острый профиль ее на мгновение обрисовался в клочьях тумана, в фонарном сиянии, и у Иенса перехватило дыхание. Нет, она ни в чем не походила на Герду. Ни ореола золотисто-рыжих волос, ни огромных, зеленых с рыжиной глазищ, ни белоснежных пышных плеч и груди – угловатая девчонка-подросток в непонятно как держащихся на ней ботфортах, мешковатых брюках и просторной, не по росту, рубахе. «И все же какая пронзительная чистота линий, – подумалось Иенсу, – какая убийственная точность – так, наверное, выглядит роспись чаячьего полета под штормовыми тучами, белая вспышка, ослепительная – во мраке – звезда…»

– Совсем нет звезд, – пожаловалась Госпожа плаксивым голосом. И, обернувшись к Кею, проныла: – Милый… ты меня любишь?

– Вне всякого сомнения, – кивнул Кей.

Вопреки словам, юношу, казалось, намного больше интересовал фонтан, чем припавшая к его плечу девица.

«Дурак! – злобно прогремело где-то в районе Иенсова мозжечка. – Ну что за тупица! Если бы она так на меня смотрела…»

«А Герда?» – тут же откликнулось то ли в лобных, то ли в височных долях.

«А что Герда? – сердито буркнул мозжечок. – Герда – она и так со мной… навсегда».

С этим лобные и височные доли не могли не согласиться и заткнулись.

Между тем Госпожа W настойчивее дернула за рукав своего друга и требовательно спросила:

– А как сильно ты меня любишь?

– Офигеть как, – бросил Кей, все так же пялящийся на фонтан.

– Докажи.

– Чем?

– Принеси мне звезду.

Кей удивленно заломил бровь и уставился в мутное небо. Госпожа W расхохоталась, пошатнулась, выровнялась и снова выпалила:

– Нет, дурачок, не звезду с неба! Хотя неплохо было бы выколоть твоей старой хрычовке глаза, но до этого ты еще морально не дорос. Звезду, которая в «Цветке». В чашечке цветка.

Тут девушка ткнула пальцем в фонтан, и, словно в ответ, «Механический цветок» заревел. Полночь. В воздух ударили струи пара, и даже здесь, в тридцати ярдах от фонтана, сделалось жарковато. Но Иенс не смотрел на чудовище. Он глядел вверх, туда, где происходило странное.

Марево над площадью всколыхнулось, потревоженное крыльями белых птиц – откуда птицы? Их вереница тянула за собой огромный серебряный шар, бросивший на дома и брусчатку полотнища света, и Иенс не сразу догадался, что шар этот – луна. Над Городом почти никогда не было видно луны. И вот сейчас она выкатилась в полном великолепии и блеске и застыла между туманных стен, в самой чашечке чудовищного цветка с лепестками из раскаленного пара…

Глуховатый, но легко перекрывший вопли фонтана голос разбил серебряную грезу:

– Не туда смотрите, доктор.

Иенс опустил глаза и лишь сейчас вспомнил, в чем заключалась тайна фонтана.

«У меня с “Цветком” особые отношения, – говорил Мастер Туб. – Он уродлив. Он несомненно и вопиюще уродлив, не так ли? Не отвечай – знаю, что так. Как раз в стиле некой милой особы… А, не важно. Важно то, что я много думал. Думал о мгновении, когда уродство превращается в красоту. Это шок, понимаешь? То, что потрясает тебя до основания, меняет все твои представления о жизни. Вот, например, ты видишь жалкую нищенку, трясущуюся на куче тряпья. Руки ее в коросте, грязная, немытая, ужас, а не женщина. Потом она оборачивается. Поднимает на тебя глаза. У нее прекрасные, удивительные глаза, бездонные, черные как ночь, с мягким взглядом, густыми ресницами, с этим особым, трепещущим блеском… Вот так. Или рассвет в горах. Ты был когда-нибудь в горах? Не был? Представь нагромождения гранита и известняка, тяжелых, сгорбленных, насупленных старых великанов. Некоторые из них и вправду окаменевшие великаны, при жизни ненавидевшие свет дня. Ночью, а особенно в предрассветных сумерках они нависают над тобой, они угрожают раздавить, они страшны и уродливы. Но вот восходит солнце. Первый розовый луч касается грубого камня, и камень преображается, он словно просвечен насквозь – а на самой вершине, на утреннем ветерке трепещет маленький алый цветок…»

Туб, кажется, никогда не говорил так горячо и долго, и сейчас Иенс наконец-то понял почему. Из центра «Цветка», из окруженного паром венчика выплыл тонкий стержень, увенчанный крупным кристаллом. Кристалл впитал лунный свет, отразил его множеством граней, и из уродливого механического монстра фонтан и впрямь превратился в хрупкий белый цветок. Лепестки цветка колыхались и тянулись к породившей его луне… Белая лилия или, возможно, астра… нет, все-таки лилия.