Клинок инквизиции - Диана Удовиченко Страница 19

Андреас направился к двери вслед за друзьями.

– Душно здесь, – вздохнул он. – Я, пожалуй, найду себе скромный приют в яслях, на сене…

– Барончику наша вонь не по нутру, – рассмеялся Энгель.

Снова полил дождь. Дан с Гансом обошли деревню, потом устроились под крышей яслей. Андреас как всегда витиевато пожелал спокойной ночи и удалился за перегородку, на сеновал.

– Плохо… – прошептал Ганс, глядя ему вслед.

– Что плохо? – спросил Дан, которого давно уже удивляли высказывания товарища.

Тот помолчал, потом неожиданно внятно ответил:

– Беду я чую, с детства такой. Матушка говорила, колдовство это, молиться надо, только не помогло. Вот, пошел в Христовы воины. Но все равно вижу…

Такая длинная речь поразила Дана: Ганс высказался связно впервые с момента их знакомства.

– А что ты чуешь? Что будет с Андреасом?

– Не знаю, – грустно пробормотал Ганс. – Я глупый. Только чую, что беда будет, а больше ничего не понимаю.

Отклонения в психике? То, что психологи называют тревожностью? Просто странность? Или настоящий дар предвидения? Здесь, в этой удивительной эпохе, Дан уже убедился: сверхъестественные явления возможны. В любом случае, скоро будет видно, подумал он. С Андреасом либо случится беда, либо нет. Но что может случиться, пока он дрыхнет на сеновале?

– Пойду я, деревню обойду, – сказал Ганс. – А потом ты. Чего вдвоем мокнуть?

Он с кряхтением выбрался из яслей, захлюпал башмаками по грязи.

Дан задумался. Как все же найти Настю? Казалось, прогуливаясь по улицам Равенсбурга, он заглянул под чепцы уже всем горожанкам – благо те ничего не имели против внимания прославленного Клинка инквизиции. Но ни одна из них не была Настей. Возможно, подруга в какой-нибудь из окрестных деревень? Он решил с утра пообщаться со всеми женщинами Ребедорфа. Если и здесь не найдется – потребуется время, чтобы ее отыскать. Придется обходить каждый дом Равенсбурга.

Еще грызла мысль: что, если он не успеет поймать Сенкевича, вдруг тот уже вернулся в свое время? Хотя Дан как будто чувствовал: пока его враг все еще здесь. Была какая-то внутренняя уверенность. Может, надежда? Недобитые в часовне колдуны на допросе показали, что один из их секты, Фридрих Берг, сбежал. Судя по описанию, это был человек, в котором Дан узнал Сенкевича. Шпренгер тут же отправил ближних в дом Берга, но там колдуна не было.

Печальные раздумья не помешали ему заметить тень, промелькнувшую от дома старосты в сторону яслей. Сначала Дан решил, что это возвращается Ганс, но человек был гораздо ниже ростом, шагал легко, почти неслышно.

– Стой, кто идет? – по-уставному рявкнул Дан. Чуть не добавил: «Стрелять буду», да вспомнил, что не из чего.

Тень замерла. Потом раздался робкий женский голос:

– Я это, добрый господин… Кильхен.

Стало неудобно: девчонка, наверное, по нужде выбежала, а он тут ее пугает.

– Прости, – буркнул Дан. – Проходи, куда шла…

Кильхен скользнула за ясли и исчезла. Вскоре с сеновала донеслись шорохи, писк и торопливый шепоток. Дан заглянул в щель между досками: глаза уже привыкли к темноте, поэтому он сумел рассмотреть три светлых пятна во мраке: пухлые ляжки Кильхен и мерно двигающийся между ними зад Андреаса. Барон сопел, девчонка подвизгивала в такт.

Усмехнувшись, Дан отошел: если это – та самая беда, которую пророчил Ганс, то все не так страшно. Оставалось лишь надеяться, что девка ничем не больна. Дан понятия не имел, как в Средневековье обстоят дела с венерическими болезнями. СПИДа точно нет, уже хорошо, решил он.

Вернулся промокший, грязный Ганс, доложил, что в деревне все спокойно.

Ночь прошла мирно. Ганс с Даном по очереди патрулировали Ребедорф. Волки больше не появились. В яслях было тихо, лишь сонно квохтали куры, да возились на сеновале Андреас с Кильхен.

Миновал самый черный предрассветный час, темнота стала не такой густой, постепенно выпускала деревню из объятий, делая очертания домов и деревьев все более четкими.

– Скоро хозяйки проснутся, – потянулся Ганс.

– Пойду посмотрю еще раз, – решил Дан.

Дождь лил по-прежнему. И без того мокрый плащ обвис тяжелыми складками, волочился по грязи. Дан прислушивался, но не улавливал никаких звуков, кроме ударов дождевых капель о землю, свиста ветра и скрипа деревьев. Ни в одном из домов не горел свет – деревня то ли все еще спала, то ли таилась в страхе до рассвета. Дан собрался было возвращаться. Вдруг звуки непогоды взрезал жуткий, полный ужаса женский крик – взвился до высокой ноты, перешел в отчаянный визг и оборвался…

Дан выхватил меч, оскальзываясь на грязи, кинулся на вопль, который прозвучал совсем рядом, как ему показалось, за ближайшим домом. Никого. Побежал дальше. Пусто.

– Эй! Кто здесь?

Он метался между домами, пока не столкнулся с Гансом и Андреасом. Барон, без рубахи, в плаще на голое тело, на ходу завязывал тесемки штанов.

– Что это было?

– Что-то будет… – эхом отозвался Ганс.

Втроем они снова обежали деревню, заглянули во все закоулки, сараи, ясли – ничего.

– Надо обшаривать кусты, – решил Дан. – Потом, если что, в лес пойдем.

В лес идти не пришлось. Она лежала в колючих зарослях за часовней. Дождь склеивал белокурые волосы, наполнял водой широко открытые, блестящие, словно живые еще глаза. Капли стекали по щекам, и казалось, Кильхен плачет. От платья и передника остались одни клочья, которые не могли прикрыть изуродованное страшными ранами тело. Кто-то – или что-то – вырывал целые куски плоти.

– Ее жрали, – прошептал Ганс. – Волк…

Дождь поливал оголенное мясо, осветлял, вымывая кровь из ран длинными розовыми нитями.

– Доченька… – простонали за спиной.

К трупу, шатаясь, шел Одо. Дан оглянулся: вокруг собирались селяне.

– Доченька моя единственная… – выл староста, – утешение мое…

Он упал на колени, пополз по грязи к кустам, раздвинул шипастые ветки голыми руками.

– Доченька… – Рыдая, гладил мокрые волосы, обнимал, баюкал как ребенка. – Кильхен моя… Будь проклят тот, кто это с тобой сделал…

– Оборотень, – шептались крестьяне. – Вервольф в Ребедорфе появился…

– Не надо было волков бить, – строго произнесла какая-то старуха. – Он отомстил за свое племя, вервольф…

Подошел хмурый Волдо, строго спросил:

– Вас зачем в караул поставили? Как недоглядели?

Староста вдруг поднял голову, отыскал взглядом Андреаса, долго смотрел ему в глаза. Потом вскинул дрожащую руку, выкрикнул с ненавистью:

– Вот он, убийца! Я сквозь сон слыхал, как дверь хлопнула! Она к тебе ходила!