Сестрички и другие чудовища - Игорь Мытько Страница 19

Каждый раз получалось разное: от «Как хорошо, что мы сёстры» до «Что ты лезешь, на себя посмотри».

Измучившись, Ирэн набрала целую поэму:

«Не хочу разговаривать с тобой буковками, хочу голосом. Но у меня сейчас как раз доклады, а я переводчица. Не могу же я выйти! Они проснутся, а переводчицы нет. Поэтому давай так: сейчас будет перерыв, я выскочу в фойе и мы нормально поговорим. Только недолго, а то у меня аккумулятор сейчас…»

Ирэн задумалась. Как лучше написать: «умрёт» или «сдохнет»? Первое — слишком официально, второе — слишком грубо. Ирэн решила набрать «разрядится».

И тут телефон разрядился, умер и сдох одновременно.

Ирэн отчаянно затрясла мобильником, нажимая все кнопки подряд. Экран на мгновение загорелся, продемонстрировав, что девушка умудрилась удалить почти всё послание, кроме самого начала эсэмэски, но тут же погас.

«Ну и ладно, — подумала Ирэн, — заряжу, тогда и поговорим».

Она же не обязана была догадаться, что телефон героически, из последних сил, всё-таки отправил половину первого предложения.

Получив смс-ку «Не хочу разговаривать с тобой», в запале Мари набрала три экрана обличающего текста, но природная мягкость и ум, грубо наоравшие на девушку, подсказали ей, что отправлять это ни в коем случае нельзя. Мари сделала несколько глубоких вдохов и набрала номер сестры.

Бездушный робот сообщил, что сестра находится вне зоны действия сети, она отключила аппарат, чтобы её не доставали всякие сёстры… и вообще!

И вот теперь Мари в своём номере рычала на картину «Белый медведь в проруби» и готова была кого-нибудь придушить.

* * *

В динамиках звякнуло, и табличка «Пристегните ремни» засветилась. Уши заложило. Мальчик, который сидел у самого иллюминатора, сглотнул и с тоской вспомнил, что все сосательные конфеты он ссосал ещё при взлете.

— Папа! — мальчик подёргал сидящего рядом мужчину за газету. — А ты в детстве боялся летать на самолётах?

— Нет, — ответил папа. — Я на поездах ездил.

Мальчик вздохнул и через папин живот спросил:

— А ты, мама? Не боишься, что мы упадём?

Мама, от души крашеная блондинка, поджала губы:

— Не говори ерунды! Никто никуда не упадёт.

Вздохнула и добавила:

— У меня плохое предчувствие!

И тут же самолёт угодил в воздушную яму. Мальчик вздрогнул.

— Прямо мурашки по коже! — пожаловалась мама.

Мальчик закрыл глаза, чтобы спрятаться.

— Угу, — ответил папа и перевернул страницу.

— Что «угу»?! — мама нервничала, и от этого мальчику стало ещё страшнее. — Что «угу»?! Ты хоть…

И вдруг мама замолчала. Мальчик открыл глаза. Мама с ужасом смотрела прямо перед собой.

— Я поняла…

Самолет тряхнуло.

— Мы забыли закрыть балконную дверь!

— Ты забыла, — папа добрался до новостей экономики и потому стал раздражительным. — А я не забыл.

— Точно? Ну смотри, если окажется….

Мальчик отвернулся к иллюминатору, чтобы не слышать родителей. Но от вида снаружи радости тоже было мало — самолёт уже летел в сером слое облаков.

Ой!

Огромная когтистая лапа протянулась над крылом и ухватилась за его передний край. Самолёт качнуло.

Мальчик заморгал.

— Мама! Мама!

— Ты хоть помолчи! — шикнула мама, поворачиваясь. — Мало мне одного…

И замолчала. И папа замолчал.

Иллюминатор потемнел, закрытый чем-то огромным и чёрным. Бдонк! Бдонк! Бдонк! Один за другим, пробивая обшивку насквозь, по периметру двери аварийного выхода вонзились чёрные крючья.

В-вух! Когти-крючья выдрали аварийную дверь и отшвырнули прочь. Оглушительно засвистело.

И что-то заглянуло в салон.

Пингвины. Начало

Мы в ответе за тех, кого прикормили.

Маяковский. «Разговор с рыбинспектором о поэзии»

Ужажаушие туауришуи!

Пуашу фмумаиа!

Демосфен. «Из раннего»

Лейтенант О. с лицом человека, который встал раньше, чем проснулся, брёл в сторону конференц-зала. В руке он сжимал доклад о больших успехах их маленького государства в борьбе с кошмарами. Всё утро лейтенант пытался осилить этот шедевр аналитического отдела управления, но прочесть больше двух фраз без непроизвольных восклицаний «Вот это да!» и «Не может быть!» не получалось.

«Главное, — не задумываться, — думал О. — Встаю на трибуну и читаю всё подряд. Без отсебятины! А главное — без интонаций!»

Лейтенант посмотрел на часы. До начала заседания оставалось полтора часа.

Поднялся он так рано из-за русского майора. Тот подскочил ни свет ни заря с возгласом «Кто первый встал — того и тапки!», но вместо тапочек лейтенанта надел свои сапоги и куда-то убежал.

«Куда это он в такую рань? — вяло удивился лейтенант. — Ничего же ещё не открыто…»

Оказалось, есть кое-что, открытое давным-давно.

Антарктида.

Когда через двадцать минут майор ворвался в комнату, весь в клубах морозного пара, розовый как младенец и бодрый как стадо лосей, лейтенант сел и захлопал глазами.

— Леонид! Там же минус пятьдесят! — воскликнул он.

— Оймякона на вас нет, — усмехнулся Образцов и направился в душ.

О. дико посмотрел ему вслед, после чего, к собственному изумлению, попытался повторить подвиг майора. Двадцать секунд в трусах на свежем воздухе навсегда утвердили его в мысли, что желание завоевать Россию может появиться лишь у ещё больших психов, чем сами русские.

А почему сами русские не завоевали Россию, лейтенант понял, когда, стуча зубами, локтями, коленями и тапками, вернулся в комнату.

Из душа, благоухая свежим гостиничным мылом и сверкая свежевычищенными зубами, вышел Образцов, энергично присел десять раз и с размаху бухнулся в койку.

— Леонид-д-д, в-в-в-ам п-п-п-лохо? — встревожился О.

— Мне отлично! — ответил майор, зарываясь в одеяло. — Как я вовремя пробежался-то, а? Заседание только в десять, ещё три часа можно дрыхнуть.

И уснул, гад такой.

— Заседание! — спохватился лейтенант. — А мне же там доклад читать! А я же заранее не подготовился!