Блеск - Рейвен Кеннеди Страница 19

Выглянув из единственного окна в комнате, вижу только яростную вьюгу, бросающую на стекло снежное конфетти. Уже почти стемнело. Жаль, что я не могу привязать солнце к небу, но желания загадываются на звезды, и я, как ни крути, вряд ли их увижу.

Войска Фулька и Мидаса уже должны были подойти к границам Четвертого королевства. Можно сходить в библиотеку, чтобы убедиться в этом лично, но там я меньше всего хочу сегодня находиться.

Я по-прежнему считаю безумием идти в атаку на владения короля Ревингера. Мидас не только нарушает многовековой мирный договор, но и про Ревингера нельзя сказать, что он наделен великодушием и добротой. Его неспроста прозвали королем Ротом, и дело не только в его силе насылать смерть и разложение. Поговаривают, что его порочность коробит всех приближенных.

Его владения – земля губительной коррозии, но еще здесь он позволяет царить беззаконию. С помощью своей силы Ревингер может уничтожить все, что только пожелает. Урожаи, животных, землю, людей… но я считаю, что худшее зло – его не знающая границ жестокость.

Надеюсь, Мидас осознает риск, потому как опасно наживать врага вроде Ревингера. Если Мидас потерпит неудачу, богатство вряд ли поможет ему избежать последствий, и это меня пугает. Порой хочется, чтобы он не был так уверен в своей способности решить все проблемы с помощью золота.

Мидас воспринимает богатство как должное – да почему бы и нет? Стоит оглянуться, и увидишь, что каждая поверхность, каждая вещь состоит из золота. Он знает, что навеки останется богат.

Царица Малина считает меня вопиющей безвкусицей, но как насчет этого замка и всего его содержимого? Подошвы ее туфель из золотистого шелка – только ее потные ноги могут это оценить. Подземелья под дворцом для чахнущих узников тоже из чистого золота. Даже туалеты, в которые мы мочимся, позолочены.

Если мне удалось познать мудрость, так она гласит, что такое богатство… через какое-то время теряет свою ценность. Оно становится ничтожным. Можно владеть всем золотом в мире и быть лишенным того, что имеет реальную ценность.

Но возможно… возможно, подспудная причина ненависти Малины не в том, что Мидас держит меня рядом, хотя женат на ней. Может быть, царица просто желает, чтобы Мидас тоже ее позолотил. Из-за того, что собой представляет золото. Из-за того, что он называет меня своей Драгоценной.

И теперь я ловлю себя на мысли, что мне ее жаль. За бездетный брак без любви. За то, что потеряла царство еще до того, как его обрела. За то, что пришлось соревноваться с позолоченной сироткой.

Я прислоняюсь к золотым прутьям, размышляя об этом, и смотрю на снегопад за окном. Эта ревность, если это она и есть, изводила ее годами. Теперь мне ничего с этим не поделать. Что сделано, того не воротишь. Царица всегда будет смотреть на меня только с ненавистью. Просто пора это принять.

Но если Малина завидует, что Мидас ее не позолотил, то она мало что понимает. Не стану отрицать: есть преимущества в том, чтобы быть покрытой золотом… но вместе с тем присутствуют и негативные стороны.

Все замечают только металлический блеск моей кожи. Видят лишь пряди волос из чистого золота. Помимо белизны глаз и зубов я кажусь всем обычной золотой статуей. Декоративным предметом, который видят, но не слушают.

Товаром, который можно купить на одну ночь.

Дверь в спальню внезапно открывается, и я отшатываюсь от окна. Повернувшись, вижу, как в комнату входит служанка и приближается к Дигби, который стоит по стойке «смирно» у стены. Она что-то тихонько ему шепчет, а я с опаской наблюдаю за ними.

Сто́ит служанке уйти, как я подхожу к другому концу клетки и встаю напротив Дигби:

– Что происходит?

Дигби показывает на висящее платье:

– Пора.

Сердце раскалывается на холодные, хрупкие осколки и падает к ногам.

– Уже? – спрашиваю я и едва узнаю свой голос. Он робкий и тихий, как у пугливой мышки, а я не могу позволить себе быть сегодня вечером мышкой. Я должна оставаться сильной.

Дигби кивает, и я шумно вздыхаю, отчего на лицо падает прядь волос.

Я заставляю себя сглотнуть подступивший к горлу комок, как будто могу пропустить тревогу через себя, испить ее и спрятать в глубокой трещине своего сердца.

Отвернувшись, я с колотящимся сердцем сдергиваю с вешалки прозрачное платье и поднимаюсь по деревянным ступеням в гардеробную. Встав напротив разбитого зеркала, снимаю безыскусное платье и надеваю прозрачное. Всю работу за меня делают мои ленты, поскольку я двигаюсь машинально, с безучастным лицом.

Закончив, я внимательно рассматриваю тонкую ткань, свисающую с моего тела, и с трудом вынуждаю себя держать лицо. Я так и знала – ткань настолько прозрачная, что видны все изгибы моего тела. Даже прикрытые, но просвечивающие и блестящие кончики сосков.

У платья прозрачные рукава из крученого золотого кружева, и на плечах его сдерживают застежки. На груди свободный глубокий вырез, который спускается до моего избитого живота.

С каждой стороны юбки разрезы, тянущиеся от пальцев ног до бедер, так что любой стоящий рядом со мной человек увидит самое интересное. Ткань свободно струится по телу, предоставляя легкий доступ любому, кто просунет под ткань руку и коснется самых интимных частей.

Раньше Мидас никогда так меня не одевал. Разумеется, я и раньше носила откровенные платья, которые показывали мое тело в выгодном свете, но не такие провокационные. Мое тело обычно скрыто. И радует только моего царя. Но впервые в жизни я одета как истинная царская наложница, готовая предоставить свои услуги.

Я знаю, что уходят последние лучи дневного света, потому что воздух вдруг становится холодным. Я поднимаю голову и вижу в слуховом окне, что уже стемнело. Меня охватывают печаль и опустошение. Когда на землю начинает опускаться ночь, по рукам бегут мурашки. Веди себя хорошо сегодня вечером.

Реликвия, которую выставляют напоказ.

Сядь.

Не вмешивайся в мужской разговор.

Стиснув зубы, я чувствую, как противится моя душа. Мидас хочет, чтобы я надела это платье? Хорошо.

Но он не запрещал мне его дополнить.

Я принимаю решение, и ленты поднимаются, принимаясь за работу.

Уходит несколько минут на то, чтобы завернуть, подвернуть и завязать, но после некоторых дополнений я наконец довольна результатом. Теперь мои золотые ленты обернуты вокруг лифа причудливо сплетенными узорами, спускаются на грудь и завязаны вокруг талии. Оставшиеся полоски свисают вокруг полы юбки.

Я по-прежнему обнажена больше, чем мне бы хотелось, но так намного, намного лучше. Во всяком случае, все держится и прикрыты самые интимные части тела. Ходить придется аккуратно, потому что ленты пусть и повязаны вокруг талии, но ткань все же просвечивает. Однако я хотя бы больше не чувствую себя голой.