Сад сломленных душ - Жоржия Кальдера Страница 19

Накануне, трусливо бросив Хальфдана объясняться с отцом, я поспешила вверх по ступенькам, ведущим на лестничную площадку перед их квартирой. Каблуки моих ботинок грохотали по металлическим решеткам, я спотыкалась на каждом шагу.

Рассвет забрезжил более часа назад, но солнце отчаянно стремилось прорваться сквозь дымку. Сегодня утром туман сгустился особенно сильно, затянув мир непроницаемым мрачным покрывалом, и большие хлопья золы падали на Стальной город, сводя видимость почти к нулю.

В этой пропитывающей воздух густой сероватой патоке я с трудом различала собственные ступни. Несколько раз по пути из леса обратно в квартал, где жил мой друг, я слышала, как вдали по улицам звонким эхом раздаются быстрые шаги. Оценив скорость и легкость этих шагов, предположила, что это бегут дети. Впрочем, я не обратила особого внимания на эти звуки, потому что больше всего мне хотелось выбраться наконец из этого густого тумана.

Я очень торопилась на нашу ежедневную встречу и вот, наконец, кое-как добралась до металлических мостков и рысцой побежала по ним, одной рукой держась за поручни, ведь двигаться приходилось почти на ощупь. Я изо всех сил старалась не думать о поцелуе Хальфдана…

Вчерашний день оказался богат на противоречивые эмоции, и у нас было много других забот, не следовало сейчас думать о том досадном случае.

Ведь это просто недоразумение, только и всего.

На самом деле большую часть ночи я провела, пытаясь убедить себя в том, что случившееся – не более чем недоразумение. Недопонимание.

Меня впервые поцеловал парень. И, хоть это событие показалось мне довольно странным, я не могла с уверенностью утверждать, что мне было неприятно. Признание Хальфдана безмерно меня удивило, я до такой степени была уверена в невозможности возникновения таких отношений между нами, что от изумления не могла и рта раскрыть.

Замедлив шаг, машинально коснулась губ кончиками пальцев, вспоминая тот поцелуй. Я очень хорошо помнила, как рот Хальфдана прижимался к моему рту, как его дыхание щекотало мне лицо, а мозолистая рука сжимала мой затылок. Мысль о том, что такой молодой человек, как он, вдруг захотел быть с такой девушкой как я, меня потрясала.

Может, мне все это приснилось? Как мог Хальфдан, Чистый и совершенный, испытывать подобные чувства к бедной маленькой Залатанной, каковой я и являлась?

Подобная неожиданная перспектива сбивала меня с толку.

Я никогда не рассматривала наши с Хальфданом отношения в таком ключе и не понимала, что именно испытываю к нему – помимо крепкой, непреодолимой привязанности, которую я питала к своему дорогому товарищу, единственному человеку, способному вызвать у меня улыбку, когда мрачные мысли терзали мою душу. Кроме того, я совершенно не представляла, как реагировать, если Хальфдан вновь поднимет эту тему…

Если, конечно, он захочет снова об этом говорить.

Я резко остановилась: передо мной выросла мускулистая фигура друга. Хальфдан как обычно стоял на пороге и ждал меня, скрестив руки на груди. На нем был коричневый стеганый камзол, украшенный нашивками из искусственной кожи.

Друг посмотрел на меня, открыл было рот, явно намереваясь по своему обыкновению отпустить насмешливое замечание, которыми мы так часто обменивались, а потом передумал. Он кашлянул и опустил глаза, вид у него сделался до крайности смущенный.

Я осторожно проговорила, надеясь разрядить напряжение:

– Ну что? Задал тебе отец головомойку? Дай угадаю: теперь после занятий четыре месяца будешь без отдыха пахать в кузнице до кровавого пота? Или все полгода?

Хальфдан недоуменно сдвинул брови и шагнул на лестничную площадку.

– Нет, ничего такого. Я признался, что накануне сделал несколько копий плаката, чтобы развесить по всему городу, а отец еще раз повторил, что мне не следовало этого делать и уж тем более нельзя было втягивать в эту авантюру тебя. Он боится за нас, Сефиза. Я еще никогда не видел его в таком состоянии: он одновременно гневался и тревожился. Не знаю, что и думать…

Я кивнула и последовала за Хальфданом вниз по лестнице. Наконец поднялся сильный свежий ветер, и туманная дымка начала понемногу рассеиваться.

– По крайней мере, Лотар признал, что это была работа твоей матери, – заметила я. Потом спросила с любопытством: – Он рассказал тебе еще что-нибудь? Говорил о той женщине, которую увидел с одним из наших плакатов? О весталке?

– Ну, вероятно, весталки Тумана были жрицами очень древнего запрещенного культа, давно канувшего в небытие. Похоже, мои бабушка с дедушкой рассказывали, что в детстве присутствовали при сожжении последних адепток этой безбожной религии. Тем не менее женщина, забравшая наш плакат, утверждает, что является последовательницей этого ордена. Кроме того, люди слышали, как она говорила, дескать, пришла из Ашерона. Наверняка это именно ее мы видели вчера утром, когда шли к Академии. Не каждый день на улице можно встретить причудливо одетую иностранку с наполовину металлическим лицом. С другой стороны, отец не хотел больше ничего говорить о маме и происхождении этого плаката…

С минуту я хранила потрясенное молчание.

Выходит, мой отец был прав: другие религии действительно когда-то существовали – и, вполне вероятно, до сих пор существуют. Почитаемые нами боги Пантеона не единственные, кому люди поклоняются: некоторые являются приверженцами иных религий. Это открытие меня потрясло.

Хальфдан уже дошел до угла здания, когда я его догнала, и вместе мы зашагали по обочине дороги. Необычайно заинтригованная историей о загадочной незнакомке, я снова обратилась к другу: