Стеклянный меч - Виктория Авеярд Страница 19

Я верила, что он выбрал меня – и революцию. Я верила, что Мэйвен – мой спаситель, мое счастье. Я верила, что он нам поможет.

Глаза у него были такие синие, полные нездешнего огня. В них пылало голодное пламя, жгучее и странно холодное, окрашенное страхом. Я думала, что мы боимся вместе – за наше дело, друг за друга. Как же я ошиблась.

Я медленно отодвигаю тарелку с рыбой. Хватит.

Царапанье миски по столу звучит для Килорна как сигнал тревоги, и он разворачивается ко мне.

– Все? – спрашивает он, глядя на недоеденный завтрак.

Вместо ответа я встаю, и он тоже вскакивает. Как пес, повинующийся приказам. Но не моим.

– Мы можем пойти в лазарет?

«Мы, можем». Я тщательно выбираю слова. Это дымовая завеса, которая заставит его забыть о том, кто я и что я.

Килорн кивает и улыбается.

– Шейд поправляется не по дням, а по часам. Ну что, Бэрроу, прогуляемся? – добавляет он, взглянув на свою названую семью.

У меня расширяются глаза. Мне надо поговорить с Шейдом, выяснить, где Кэл и какие у полковника планы на него. Хоть я и скучала по родным, они будут мешать. К счастью, папа все понимает. Его рука быстро движется под столом и останавливает маму, прежде чем она успевает заговорить. Они общаются без слов. Мама ерзает, и на ее лице появляется виноватая улыбка, которая не достигает глаз.

– Мы потом придем, – говорит она, имея в виду нечто большее, чем эти несколько слов. – Кажется, пора поменять батарейку?

– Блин, – громко ворчит папа, уронив ложку в миску с серым месивом.

Взгляд Гизы перебегает на меня, пытаясь понять, что мне нужно. «Время, пространство, возможность распутать этот хаос».

– А мне надо сшить еще несколько флажков, – говорит она и вздыхает. – Они у вас быстро заканчиваются.

Килорн со смехом отмахивается от этой добродушной шпильки и криво улыбается. Очень знакомо.

– Ладно, как хотите. Пошли, Мэра.

Хоть он и держится очень снисходительно, я позволяю ему идти первым. Я старательно играю свою роль – прихрамываю, держу глаза опущенными. Подавляю желание посмотреть в ответ на тех, кто разглядывает меня – на бойцов Гвардии, на Озерных, даже на беженцев. Опыт, полученный при дворе покойного короля, приносит мне пользу даже на военной базе, где я вновь должна скрывать, кто я такая. Раньше я притворялась Серебряной, невозмутимой и бесстрашной – оплотом силы и власти по имени Мариэна. Но она должна сейчас находиться рядом с Кэлом, в заточении, в несуществующей казарме номер один. Поэтому я снова становлюсь Красной, девушкой по имени Мэра Бэрроу, которую никто не боится и ни в чем не подозревает. Которая полагается на парня, а не на собственные силы.

Никогда еще предостережения папы и Шейда не казались столь ясными.

– Нога еще тебя беспокоит?

Я так стараюсь, изображая хромоту, что едва замечаю тревогу в его голосе.

– Все нормально, – наконец отвечаю я, поджав губы, словно от боли. – Бывало и хуже.

– Да уж, помню, как ты сиганула с крыльца Эрни Уика, – говорит Килорн.

В тот день я сломала ногу и несколько месяцев проходила в гипсовом лубке, который стоил нам обоим половину наших сбережений.

– Я в этом была не виновата.

– Если не ошибаюсь, тебя никто не толкал.

– Меня взяли на слабо.

– С ума сойти, кто же на это решился?

Килорн хохочет, когда мы оба минуем двойную дверь. Коридор за нею, очевидно, выстроен недавно – краска местами еще кажется сырой. Над головой мигают лампочки. «Плохая проводка». Я чувствую места, где электричество искрит и обрывается. Но одна линия энергии остается непрерывной – она течет по коридору налево. К моей досаде, Килорн поворачивает направо.

– А что там? – спрашиваю я, указав в другую сторону.

– Не знаю.

Он не лжет.

Лазарет на Таке не такой мрачный, как на подводной лодке. Узкие высокие окна открыты, так что помещение полно свежего воздуха и солнца. Белые халаты снуют туда-сюда между пациентами, у которых – что приятно – на повязках нет свежей крови. Слышатся негромкие разговоры, тихое покашливание, даже чей-то чих. Этот легкий шум не прерывают ни вопли боли, ни хруст костей. Никто здесь не умирает. «Возможно, все, кто мог, уже умерли».

Шейда нетрудно найти – и на сей раз он не притворяется спящим. Нога у него по-прежнему задрана, но она покоится на более удобном подвесе, а плечо заново перевязано. Повернувшись направо, он с мужественным выражением лица смотрит на соседнюю койку. Мне не видно, кто там. С двух сторон висят занавески, отделяя того, кто занимает койку, от остальных обитателей лазарета. Когда мы подходим, я вижу, что губы Шейда быстро движутся, шепча слова, которые я не могу разобрать.

Он замолкает, заметив меня, и я чувствую себя обманутой.

– Ты только что разминулась с громилами, – говорит он, отодвигаясь, чтобы дать мне место на койке. Сиделка подходит, чтобы помочь, но Шейд движением раненой руки отсылает ее.

«Громилы» – давнее прозвище наших братьев. Шейд в детстве был мелковат и часто служил боксерской грушей для Бри. Трами был добрее, но всегда подражал силачу-брату. В конце концов Шейд стал достаточно смышленым и проворным, чтобы избегать обоих – и научил тому же самому меня. Не сомневаюсь, теперь он отослал их, чтобы иметь возможность с глазу на глаз поговорить со мной – и с тем, кто лежит за занавеской.

– Они меня уже довели до ручки, – отвечаю я с улыбкой.

Для посторонних мы – просто болтающие брат с сестрой. Но Шейд все понимает, и его глаза темнеют, когда я подхожу к изножью кровати. Он замечает мою притворную хромоту и чуть заметно кивает. Я делаю то же самое. «Я поняла тебя, Шейд, шумный и милый».

Прежде чем я успеваю спросить про Кэла, раздается знакомый голос. Услышав его, я скриплю зубами и заставляю себя сохранять спокойствие.

– Как тебе остров, девочка-молния? – спрашивает Фарли с задернутой занавесками койки рядом с Шейдом.

Она свешивает ноги на пол и поворачивается ко мне, вцепившись обеими руками за одеяло. Боль искажает ее миловидное лицо, изуродованное шрамом.

От этого вопроса нетрудно уклониться.

– Еще не поняла.

– А полковник? Как он тебе нравится? – продолжает Фарли, понизив голос.

Взгляд у нее осторожный и непроницаемый. Невозможно угадать, чтó она хочет услышать. Поэтому я жму плечами и принимаюсь поправлять Шейду одеяло.

Ее губы искривляет нечто вроде улыбки.

– Он с самого начала производит сильное впечатление. Хочет доказать, что ни на секунду не ослабляет бдительности, особенно рядом с такими людьми, как вы двое.

Я немедленно огибаю кровать Шейда и становлюсь между Фарли и моим братом. К сожалению, я забываю, что надо хромать.